— Расслабься! — потребовала Федора Васильевна и перешла к куда более щадящему воздействию, начала лёгкими касаниями разминать занемевшие мышцы, приводить организм в состояние идеального равновесия с набранной во время транса сверхсилой.
Немудрено, что расслабился. И оттого прозвучавший пару минут спустя вопрос оказался неожиданным вдвойне.
— А что у тебя с той курносой девчонкой? — поинтересовалась вдруг Федора Васильевна.
Я бы дёрнулся, если б мог, но не мог и, желая выиграть время, переспросил:
— С кем?
— У нас так много общих знакомых, молодой человек?
— А! Вы насчёт Лии? Мы просто друзья.
— Плохо, — заявила тогда терапевт. — Нестабильный пирокинетик — это очень плохо. Если сорвётся, энергетику будет уже не выправить. Ей нужен якорь. Тот, кто послужит опорой, поддержит в трудную минуту, не подведёт и не предаст. Кто-то больше, чем просто друг.
— Всем такие нужны! — попытался отшутиться я.
— Надеюсь, мы поняли друг друга, молодой человек?
В жёстком голосе Федоры Васильевны не прозвучало и тени угрозы, а разминавшие мой плечевой пояс пальцы не стали давить сильнее, но я невесть с чего ощутил себя на редкость… уязвимым.
— Мы сегодня на танцы собираемся, — вырвалось у меня едва ли не против воли.
— Умный мальчик.
Прозвучавшую в это й реплике иронию я предпочёл проигнорировать.
На улицу вышел будто заново родившимся, в превосходном расположении духа. Вытянул из жилетного кармашка часы, откинул крышку и поспешил к корпусу военной кафедры — подходило время дежурства нашего звена, перед выходом на которое требовалось отметиться у Касатона Стройновича или какого-нибудь другого аспиранта, подменявшего его в этот день.
Но только повернул за угол дома и сразу очутился в толпе студентов; здесь же расхаживали вахтёры, призывавшие учащихся разойтись. Те их требования игнорировали, а если и слушались, то далеко не отходили, сбивались в компании и что-то оживлённо обсуждали.
Я двинулся напрямик и присвистнул, разглядев разнесённую в щепки лавочку и оплавленный фонарный столб; рядом на тропинке темнели красные капли — это определённо была кровь. Стоило бы прибавить шагу и поспешить на военную кафедру, но никакого смысла в этом уже не было: Касатон Стройнович и Тарас Пникота обнаружились тут же, они курили и обсуждали учинённый невесть кем разгром.
— Да уж, наломали дров! — с выражением произнёс Касатон, как раз когда я подошёл.
Мы обменялись рукопожатиями, и я не утерпел, поинтересовался:
— Это кто так начудил?
Аспиранты обменялись странными взглядами, и Тарас вздохнул.
— Приятели твои расстарались. С монархистами сцепились.
— Теперь допуски порежут, из дружины вышибут, может, и с кафедры переведут даже, — добавил Касатон. — И как бы благонадёжность под сомнение не поставили.
Я присвистнул.
— И ничего нельзя сделать?
— А что тут сделаешь, если их вахтёрам разнимать пришлось?
— Ну, может, смягчающие обстоятельства какие-нибудь? Не они начали и всё такое?
Стройнович неопределённо повертел пальцами.
— Ситуация, сам понимаешь, сейчас непростая. Им по всей строгости впаяют, скорее, чтобы другим неповадно было.
— А они где?
— У проректора по воспитательной работе. Можешь сходить поговорить, только дохлый номер. Готовь характеристики. Точно пригодятся.
Я кивнул на прощание и поспешил к главному корпусу. У крыльца наткнулся на Юлию Сергеевну, которая что-то горячо обсуждала с подружками, но значения этому не придал и поспешил дальше. В коридоре четвёртого этажа на глаза попался знакомый крючкотвор «Общества изучения сверхэнергии», дальше у входа в просторный холл толпились студентки, среди которых углядел подружек Карла и Яна.
Их в отведённое ректорату крыло не пускали, я же прошёл, предъявив служебное удостоверение, и обратился к одному из вахтёров:
— А задержанные где?
— Которые?
— Наши.
Мне указали на одну из дверей, я заглянул в кабинет и обнаружил там помимо Карла, Яна и Коли пару незнакомых сотрудников ректората, а ещё — заместителя коменданта.
— Линь? — удивился тот. — Ты чего здесь забыл?
— Здравствуйте, Роберт Маркович! Мне бы парой слов перекинуться…
Я указал на Карла, но заместитель коменданта выдавил меня за дверь и негромко спросил:
— Зачем ещё?
— Да хотелось бы углы сгладить, чтоб без дисциплинарного разбирательства и товарищеского суда. Это ж моё звено…
— Дал Господь работничка! — закатил глаза Роберт Маркович. — Чего ты тут теперь сгладишь-то? — Но посылать меня куда подальше он не стал и предупредил: — У тебя пять минут!
Заместитель коменданта скрылся внутри, а пару секунд спустя в коридор выскочил весь какой-то помятый и смущённый Карл.
— Петь, мы…
— Вкратце изложи, как дело было! — перебил я его. — Времени в обрез!
Здоровяк потёр ссадину на лбу и произнёс:
— Коля с Беккой впереди шли, мы за ними. Навстречу реваншисты. Там один борзый есть, говорит: «Скоро в Домании всех республиканцев на фонарных столбах перевешают». Коля ему зарядил правой в челюсть, а тот увернулся и в ответ! Сцепились они, в общем. И ладно бы — один на один бились, так остальные монархисты хором «за царя и отечество» заорали и тоже в драку полезли. Ну и мы в стороне не остались. А там кто-то сверхспособности задействовал, но, клянусь, не мы первые начали. Мы только защищались. Да их человек десять было против нас троих!
Я выставил перед собой открытую ладонь и потребовал:
— Так, а теперь во всех подробностях.
Под конец рассказа из кабинета выглянул хмурый Роберт Маркович, и я взмолился:
— Ещё минуту, пожалуйста!
В голове вертелась какая-то смутная идея, которую никак не удавалось ухватить, это было что-то из области права, то ли связанное с моим собственным опытом, то ли с недавними лекциями. Или с тем и с другим одновременно?
От факторов, влияющих на благонадёжность, я перескочил к запрету политической агитации, затем в голове мелькнул упомянутый Илларионом Валериановичем на одной из лекций инцидент, а после я прищёлкнул пальцами.
— Да! Есть!
«За царя и отечество! — кричали дворянчики. — За царя и отечество!»
Это девиз объединения монархистов в парламенте. Это политическая пропаганда!
— Что такое? — встрепенулся Карл.
— Показания уже давали?
— Нет, ждём куратора с военной кафедры.
