Я выставил перед собой раскрытые ладони.
— Альберт Павлович, да я…
Куратор отмахнулся и поднял воротник, начал возиться с галстуком, после надел пиджак.
— Что ещё тебе нужно знать? Пожалуй, это всё. Разве что самоубийцами эти ребята всё же не были, даже несмотря на серьёзную психологическую накачку. Им поставили задачу взять в заложники профессуру и руководство института. Когда досрочное возвращение домой грозит потерей сверхспособностей и отправкой в лагерь для неблагонадёжных, ухватишься и за такой шанс. Ты бы ухватился?
Отвечать на риторический вопрос я не стал, и Альберт Павлович натянул перчатки, после выудил из пиджака нашего пленника пухлый бумажник, достал из него толстенную пачку банкнот. Небрежным движением куратор выкинул часть купюр, и по земле рассыпались фунты, франки и рейхсмарки. От рублей он избавляться не стал, на глазок отсчитал примерно треть и протянул мне.
Я никак не выказал удивления и сунул деньги в карман, а вот когда Альберт Павлович подал мне рукоятью вперёд револьвер, невозмутимость сохранить уже не удалось.
— Зачем это?
Куратор кивнул в сторону задержанного.
— А что с этим выродком делать прикажешь? Так бросить?
Я сглотнул.
— Но нельзя же просто его застрелить!
— Почему нет? — спросил Альберт Павлович, продолжая протягивать оружие. — Это враг, врага надо убивать. На нём точно крови больше, чем на тех пацанах.
— Одно дело — в бою…
— Не имеет значения! Это лишь вопрос целесообразности. Пора взрослеть, Петя. Пора взрослеть.
— Я не могу!
— Вздор! Конечно же можешь! Просто в силу юношеского максимализма считаешь роль палача ниже своего достоинства! Так возьми на себя ответственность, вынеси приговор и приведи его в исполнение! Давай!
Я судорожно сглотнул и замотал головой.
— Пф! — фыркнул куратор, но настаивать на своём не стал, буркнул: — Ну да не в моих принципах ломать людей через колено…
Альберт Павлович развернулся и переложил револьвер в правую руку. Негромко хлопнул выстрел, мотнулась простреленная голова, плеснуло из раны кровью, а затем покойник завалился на бок.
— Целесообразность и не более того, — повторил мой куратор, тщательно протирая оружие носовым платком. — И вот ещё что, Петя: про кадровый голод ты наслышан и сам, у нас всё просто: кто не стреляет, тот закапывает. Лопата в багажнике. У тебя час, чтобы тут прибраться. Валюту и документы — сожги. Отсюда ни ногой, заберу на обратном пути.
«Можно подумать, иначе сам бы яму рыть взялся», — мысленно поморщился я, выбрал подходящее место в низинке и принялся штыковой лопатой с коротким и потому не слишком-то удобным черенком подрубать дёрн.
О чём думал, пока возился с неглубокой могилкой?
О приоритетах, разумеется. О своих приоритетах.
Теперь или мы, или нас. Теперь не отсидеться в стороне. Придут и убьют, а кого не убьют — сгноят на каторгах и в лагерях. Пасовать нельзя, надо бить в ответ. Тогда — кровью умоются.
Вот мой приоритет. Вот причина рвать жилы, проламываясь через заложенный инициацией потолок способностей. И я — проломлюсь. А если кто-то вознамерится мне в этом устремлении помешать, приму к руководству наставление Альберта Павловича о целесообразности.
Ям хватит на всех.
Точка!
