А так — неплохо. В каждой комнатушке уже стояли шкаф, кровать, тумбочка и узенький письменный стол, а больше туда при всём желании ничего было и не запихнуть. Впрочем, никакую дополнительную мебель я покупать не собирался в любом случае. Занавески и посуда есть — уже хорошо.
Мы подписали договор, сразу заплатили за два месяца вперёд и получили ключи.
— Завтра ближе к вечеру заеду, — предупредил меня Миша, вложив квитанцию в блокнот.
— А я — сегодня, — решил я, вытянул карманные часы и покинул квартиру вместе с новоявленным соседом, отправился в больницу на физиолечение и прочие реабилитационные процедуры, назначенные на вечер.
В итоге на занятие йогой я пришёл чуть раньше обычного и был вынужден внимать разглагольствованиям господина Горицвета, который в своём экзотическом одеянии и с длинной косицей походил на практикующего йога и гуру куда больше, нежели Федора Васильевна. Та являлась на тренировки в белой больничной пижаме, а манерами недалеко ушла от старшины Дыбы и на отстранённые темы с подопечными сроду не общалась.
Ну хоть разогрелся заранее. А потом как обычно — сначала погружение в медитативный транс и работа с внутренним потенциалом, затем инъекция нейтрализатора и разминка, растяжка, какие-то не самые серьёзные физические упражнения. Но то — у меня. Я, по выражению Федоры Васильевны, учился отделять мух от котлет, то есть избавлялся от подсознательного совмещения мышечных усилий и сверхъестественного воздействия. И напротив — старался придать им осмысленный и контролируемый характер. С первым справлялся, со вторым дела обстояли не лучшим образом.
А ещё сегодня мешало сосредоточиться какое-то подспудное беспокойство. Сначала решил, будто нервничаю из-за перевода и переезда, потом сообразил, что дело вовсе не в том. Просто так и не нашёл времени поблагодарить Лию, которая навещала меня в больнице едва ли не каждый день! Даже как-то совестно стало. А ещё нехотя признал, что этих ежевечерних чаепитий будет откровенно недоставать. Раньше хоть с Василем и Варей общался, а теперь не с Нигилистом же лясы точить! У него одна учёба на уме.
Так что я немного поколебался, но в самом конце занятия всё же подошёл к Федоре Васильевне и поинтересовался, не найдётся ли в группе место для пирокинетика.
— У неё самоконтроль аховый, — сказал я, попытавшись состроить жалобное выражение лица.
— У неё, значит? — хмыкнула терапевт. — Ну-ну. Приводи… её, посмотрим.
Заявляться в женское общежитие на ночь глядя показалось идеей не из лучших, поэтому двинулся сразу в больницу, а там с разрешения сестры воспользовался служебным аппаратом.
— Петя? — удивилась Лия, которую подозвала к телефону дежурная по этажу. — Как у тебя дела?
— Всё хорошо! Выписали же! — заявил я и неожиданно для самого себя сказал вовсе не то, что намеревался изначально: — Слушай, ты столько времени на меня потратила, давай хоть ужином угощу. Может, сходим куда-нибудь?
— Не-е-ет, — рассмеялась в ответ девушка. — Сейчас Витя придёт, на танцы собираемся. — А вот завтра… — Она задумалась. — Сводишь меня на выставку экспрессионистов? Витя наотрез отказался, а одной скучно идти.
— Можешь на меня рассчитывать, — быстро согласился я. — Где и когда встречаемся?
— В шесть вечера у главного корпуса.
— Замётано.
Я пожелал девушке спокойной ночи и положил трубку на рычажки, поблагодарил дежурную сестру, а только двинулся на выход с вещмешком и чемоданчиком, как та меня окликнула:
— Погоди! А остальное?
Остальным оказались солдатские ботинки и плащ, правый рукав которого превратился в лохмотья; помимо трёх пулевых отверстий хватало на нём и подпалин, но в целом прочная толстая кожа пострадала не слишком сильно, выкидывать добротную одёжку на помойку точно не стоило. Как, впрочем, не было смысла и сдавать её на склад. Списали уже, поди.
В итоге до квартиры свои пожитки еле допёр, сил едва хватило, чтобы раздеться и рухнуть на кровать. Болтают, сны в первую ночь на новом месте — вещие, мне же не снилось ровным счётом ничего. Отключился и включился, будто электрический прибор. На часах— девять. Привык в больнице к отсутствию побудок, расслабился.
Первым делом я сходил в уборную на этаже, после занялся утренней гимнастикой и прогнал щадящий комплекс упражнений, дальше приступил к медитации, восполнил убыль потенциала, равномерно разогнал сверхэнергию по организму, тогда только почувствовал себя по-настоящему живым.
В желудке уже посасывало, так что выбрал из денег тридцатку, а остальное запрятал в щель за шкафом, оделся, причесался и спустился на улицу. Там — благодать.
Солнышко светит, воробьи щебечут, на газонах зеленеет трава. И — тепло. Такое впечатление — лето на дворе, а вовсе не девятое апреля.
Крюк до трамвайной линии я делать не стал, прошёлся до института пешком, под колокольный звон миновал церковь Ильи Пророка, откуда только-только начали расходиться после утренней службы прихожане. Хотя, наверное, всё же со всенощной — сегодня Пасха.
На подходе к скверу у главного корпуса повстречался с Иваном Богомолом. Тот прогуливался под ручку с ослепительной красоты барышней; собственно, я так на неё загляделся, что даже не сразу помощника Альберта Павловича заметил. Да тот и сам оказался полностью увлечён разговором со спутницей, на меня внимания не обратил. Если эта красотка в лёгоньком платьице и с жемчужной ниткой на шее и есть его супруга, то не приходилось удивляться нежеланию вести в ресторан Валю. Сам бы такую и на двух Валь не променял.
Дальше я расположился на веранде кафе «Под пальмой» и плотно позавтракал. Правильно сделал: Юлия Сергеевна позволила себе припоздниться и появилась только в четверть двенадцатого. В своей шляпке, в облегающем жакете и юбке чуть уже и короче, нежели позволяли себе студентки, она словно сошла со страниц модного журнала, и невольно мелькнул вопрос, зачем я ей сдался, но не стал мотать себе нервы, огляделся и неспешно двинулся по тротуару. Барышня поцокала каблучками следом.
Повернув на соседнюю улочку, я применил на практике свои теоретические познания по обнаружению слежки и ничего подозрительного не заметил, тогда мы остановили извозчика и покатили на квартиру. Ехали молча, а уже на месте Юля огляделась и улыбнулась:
— Миленько.
Арендуемое барышней на пару с подругой жильё было куда просторней, ещё и с собственной ванной комнатой, но усмешки в голосе барышни не прозвучало, более того, она спросила:
— Неужто в корпусе так хорошо платят?
— Платят там неплохо. Но я уже не в корпусе.
— В самом деле? — удивилась Юля. — И где же ты сейчас служишь?
— В понедельник выхожу в институт вахтёром, — сообщил я, сняв пиджак и повесив его в шкаф. — Старшим.
В васильковых глазах Юлии Сергеевны мелькнуло недоумение.
— И это считается повышением?
— По состоянию здоровья перевели. Так что теперь я вовсе не героический революционный матрос, а скучный вахтёр.
