Это было правильно тогда – народ понял, и пошел за нами, и потому мы победили. Но уже мы, Партия, не поняли тогда, что партбилет – не награда! И если человек уничтожил фашистский танк, или в тылу выполнил две нормы – это заслуживает ордена или медали, но не означает автоматически, понимания коммунистической идеи. Чтобы сделать выбор, «я за это», и даже сражаться за это геройски, не жалея себя – вовсе не обязательно понимать суть, вполне пройдет «мне это подходит – а в высокой теории разберутся те, кому положено». Вот только когда и наверху, среди «тех, кому положено», большинством окажутся не идейные, а такие вот «попутчики» – и выйдет застой! Насколько же прав оказался товарищ Сталин – «без теории, без Идеи, нам смерть!».
Вот и пытаемся – создать Теорию, указать Цель – сделать то, что не было сделано в том времени. На коленке правим – и пытаемся до масс довести. Ефремов с его «Андромедой» и уже решенной экранизацией, это будет архиважно и полезно – но надо дополнить чем-то более близким. И есть уже мысль, как это сделать!
Фильм – даже не сценарий, а пока лишь наброски к нему. Рабочее название – «Партизанка Таня». Не история той Зои – поскольку цель, показать более общую картину. Было у нас в войну такое поганое место, Локотская «республика» – и я хочу, чтобы наши люди сейчас поняли разницу между теми, кто истинно за Идею, и кто лишь «попутчики»: как вышло, что те, кто до того ни в чем порочащем не был замечен, вдруг пошли на службу к немцам – а затем так же массово рванули к партизанам Сабурова. Ну и тех немцев показать не карикатурными злодеями, а обычными обывателями, страшными именно своей обыденностью, «ничего, завтра получу землю с русскими рабами, и заживу хорошо»
[44]. Пономаренко, ознакомившись, лишь хмыкнул – слишком уж различается с прежними нашими фильмами про войну! – но добро дал. Теперь бы еще режиссера найти – тут кто-то вроде Германа нужен, кто там «Проверку на дорогах» снял. Но Алексею Герману еще семнадцать, он даже в ЛГИТМиК еще не поступил! Ну, придется найти кандидатуру…
В плане долгосрочном – так выходит, Партия, это как монашеский орден? Ну не совсем монашеский, семей запрещать мы не намерены – но Орден, это точно, так должно быть! Тех, кто Идеи не понял, а лишь принял «потому что устраивает» – максимум, в «послушники», то есть кандидаты. И туда – лишь за реальные заслуги, а не «по анкете», а вот в действительные члены, не по истечении срока, и даже не после теоретического экзамена, вызубрил-сдал – а только после какого-то деяния, доказавшего, что человек саму Идею правильно понимает. Разделение властей «духовных» (то есть, партийных) и «светских» (государства) – тут еще продумать надо детали, но идея ясна.
Сижу, на бумажке черточки рисую. Этому методу я еще на Севмаше обучилась – отмечать важные моменты, и связи между ними, что от чего зависит, по научному, «теория графов». Никто кроме меня эти каракули не поймет – но уходя из кабинета, уберу я их со стола, нет, не в сейф, а… Стол у меня, это предмет искусства, «бюро», первой половины девятнадцатого века – массивная столешница, тумбы ящики – и еще один секрет.
– Вам, как женщине, должно быть это понятно. В те времена, когда не было телефонов, и личное переписке доверялось очень многое – однако и замужняя дама, и благовоспитанная барышня должна была опасаться, что муж, или родители, потребуют ключи от ее шкатулки. Потому, в ходу были такие бюро с тайным ящиком, известным лишь мастеру, и той особе, что заказала его сделать.
Сомневаюсь, что мое бюро принадлежало даме – разве у мужчин не могло быть секретов? Убираю в секретный ящик свои заметки. С усмешкой – представив, вот если мы все и здесь станем экспонатами истории, и лет через сто эта мебель попадет в музей, и какой-нибудь любитель сенсаций сочинит, как я прятала сюда послания от ужасного кремлевского маньяка Берии – даже мысли не допуская, что мы были просто друзьями. Что я несу – не будет ведь здесь никаких «детей Арбата» и прочей гнуси! Ой, ну что у меня за характер – снова «завожу» себя, расслабиться не могу.
– Аня, да не будь ты такой правильной, такой зажатой! – учила меня Лючия после очередного нашего «девичника» (встречи клуба «образцовых советских жен») – иначе никаких нервов не хватит. Служба в рабочее время – а тут, как в кают-компании, мне Юра рассказывал, где командир корабля и даже адмирал никакой власти не имеет. И ничего такого, боже упаси – просто общение! Откровенное – свои же все!
Да уж куда откровеннее – три раза в неделю на тренировки ходим, где нас ребята твоего благоверного учат и гоняют. Не валяние по ковру – мы же не «вольники» или «классики», а слабые женщины, силовые приемы это не наше, а вот извернуться, даже если у противника нож или пистолет, болевой на руку, или на шею, за спину зайти, в нервный узел ударить – не самбо даже, а как сказал твой Юрочка, гибрид каратэ с реал-айкидо. И «фитнесс», сохранить стройность и гибкость фигуры, и физнагрузки это лучший отдых от умственно-нервной работы. И не забуду, как трижды уже мне это жизнь спасало – еще на Севмаше, и в Киеве, и во Львове. Кстати, после последнего случая у девчат мода пошла на шляпки с широченными полями, чтобы такие же булавки-кинжальчики в прическе, как у меня были тогда (и сейчас тоже). Поскольку, если поля узкие, то с кавалером неудобно, можно ему ненароком в лицо острием попасть. Однако же, некоторых разговоров за нашим столом я просто не понимаю – например, что такое «цветник», который Инночка с Леной обсуждали, и сразу замолкли, как я к ним обернулась – надеюсь, ничего неприличного?
– Аня, ну ты что, и правда не знаешь?! В Школе еще год назад аэротрубу поставили, в дополнение к парашютной вышке. Ну и у девчонок развлечение – между прочим, с того фильма, где мы снялись! – туда в платьях войти и кто дольше подол удержит. Или вдвоем с парнями – но только если парочка уже. Я с Юрой так была! Вполне невинное – без посторонних же и не на фото!
Ну, Люся, хотела бы я видеть, как ты туда, и в этом «космическом» платье с показа мод, клеш от плеча и без пояса – это же будет сцена с раздеванием реальная, а не мнимая, как в том фильме, где мы смотрим как лоскуты ткани (изображающие наши платья) уносятся ветром ввысь! После которой и у нас в парках отдыха появилось, на аттракцион идешь, и тебе внезапно дует под юбку, «как в кино». Валька, зловред, сначала я думала, что та импровизация на съемках была твоя идея – недавно лишь узнала, что и ты, Люся, тогда помогла, чтоб одобрили! А сама как пай-девочка, истовую католичку изображаешь, чтоб на людях и чулки выше колен не показать, и будущая мини-мода тебе не нравится. Хотя твой «РИМ» пользу приносит несомненную и огромную – и французской идеологической диверсии у нас не будет, когда их манекенщицы по Москве, наш народ уже на «римлянок» насмотрелся. И среди жен наших самых ответственных товарищей, благодаря тебе, решительно не принято одеваться как в монастыре – причем мужья не возражают. Не забыла я твое приглашение – и выберусь в «итальянскую моду» обязательно, подберу себе что-нибудь, чтобы Михаила Петровича моего удивить.
А пока – через час мне «на ковер» к Пономаренко, по все тому же поводу – «что делать с вашими хунвейбинками». Да не хунвейбинки они – во-первых, нет никаких сигналов, даже намеков, что эти две особы ведут какую-то игру с нашим врагом, напротив, есть масса информации (а как вы думали – докладывают нам о каждом их поступке!) что сестрички-цветочки твердо поставили на «Высокий Двор Императора Сталина» (ну что делать с их языком!) и искренне стараются быть ему полезными. А не вы ли, Пантелеймон Кондратьевич, утверждали, что «на ответственном посту, свой пусть и неумелый – все ж меньшее зло, чем профессионал, но враг в душе»? Во-вторых, хунвейбины и в той истории не играли самостоятельной роли, а были не более чем расходным инструментом в руках Мао, здесь покойного – а товарищи Гао Ган и Ван Мин ни в каких попытках самостийности так же не замечены, равно как и наши сестрички ни в коем случае не «люди кого-то из них», они скорее на нас, на Москву оглядываются, считая нас выше тех, кто в Пекине сидит – кстати, чьми стараниями в освобожденном Шанхае уже статуя Сталина стоит (из Харбина привезли), проходя мимо которой всем положено кланяться – а Ван Мин пока никак не увековечен. Итого, максимум их обвинить можно в превышении полномочий – так ведь нет нигде их явно произнесенных, а тем более записанных слов, что «СССР применит Царь-Бомбу», ну а что на другой стороне подумают, мы не отвечаем!
