Меня озадачивало, что остров, покрытый такой густой зеленью, может быть таким пустынным. Я не хочу сказать, что не знал, что это за ярко-зеленый ковер. Я вытащил немного, размял и увидел в своей руке что-то маленькое, слабое и разорванное, а не огромную губку, покрывавшую пространство, по которому мы с Бэбби бродили; вот тогда я и понял, что это зеленая тина, которую я часто видел выброшенной на берег после штормов, слишком соленая для крупного скота, коз или любого другого такого животного.
И все же казалось иррациональным, что такое огромное количество растительного вещества пропадает впустую. Я чувствовал, что Пас, который построил Виток, устроил бы все лучше, не зная, что скоро я встречу одного из богов этого витка, Синей, который мы называем нашим, несмотря на то, что он существовал за целую вечность до нас, и что с тех пор, как мы пришли к нему, выросло всего лишь одно поколение.
Час или больше мы шли вглубь острова, а потом, когда я уже собирался повернуть назад и позвать Бэбби (который шел впереди меня и иногда забирался так далеко, что на несколько минут терялся из виду), я увидел серебристый блеск воды между двумя крохотными холмами.
Сначала я подумал, что добрался до противоположной стороны острова, и поспешил вперед, чтобы проверить, правда ли это; но когда мы подошли ближе, я увидел еще больше холмов по ту сторону воды и понял, что мы нашли маленькое озеро: плененный дождь, собравшийся между холмами по той же причине, по которой подобные водоемы встречаются здесь в горах или среди гор недалеко от Нового Вайрона. Я побежал еще быстрее, надеясь, что вода в нем будет достаточно свежей и пригодной для питья.
Еще не дойдя до него, я понял, что это не так, потому что Бэбби сунул в воду морду, после чего быстро и с отвращением отдернул ее. Однако я решил проверить это на себе и упрямо продолжал идти, движимый смутным предчувствием, что мы, люди, можем быть терпимее к соли, чем хуз, а если нет, то я хочу пить сильнее, чем Бэбби. Здравый смысл должен был отправить меня обратно на баркас, и тогда я почти наверняка потерял бы Бэбби прямо там. Но и так мы оба были очень близки к смерти.
Когда я наклонился, чтобы попробовать воду на вкус, то увидел, как что-то огромное шевельнулось в ее глубине, словно огромный лист зеленой тины вырвался на свободу и волнообразно дрейфовал у самого дна озера. Я зачерпнул пригоршню воды и только поднес ее ко рту, как понял, что волнистая тварь, которую видел, на самом деле несется ко мне.
Возможно, я крикнул предупреждение Бэбби — я не уверен. Я знаю, что поспешно попятился назад, поднял карабин и вставил патрон в патронник.
Существо вырвалось из воды и, казалось, почти полетело к нам. Я выстрелил, и оно сразу же погрузилось в мелкую воду. У меня осталось не очень четкое впечатление чего-то одновременно огромного и плоского. Черно-белого, с огромными желтыми глазами.
Бэбби был явно напуган. Вся его щетина встала дыбом, сделав его бочкообразным, горбатым и колючим, как репейник. Его всегда живая походка превратилась в танец на восьми ногах, и он скрежетал клыками, не переставая. Он отступал от озера, пока его мечущийся хвост не коснулся моих колен, и тогда он встал между неизвестным существом, которого мы оба боялись, и мной. Я тоже был страшно напуган, и, несмотря на то, что я снова и снова убеждал себя, что я не так напуган, как Бэбби, это он пытался меня защитить.
Я, должно быть, сто раз оглядывался через плечо, когда мы уходили, но ничего не видел. Наконец мы достигли вершины округлого гребня, который должен был заслонить поверхность воды от нашего взгляда, как только мы пересечем его; тут я остановился и обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на озеро. Ужасающе яркое воспоминание о том, что я увидел тогда, останется со мной даже после смерти.
Ибо огромное плоское существо, в которое я стрелял и которое, как я к тому времени убедил себя, убил, поднималось с мелководья. Сначала оно осторожно приподнялось, нависая над водой, а затем опять погрузилось в нее. Через несколько секунд оно снова поднялось и вышло из озера, очень быстро пробежав по мягкой зеленой растительности, как летучая мышь, используя свои широкие кожистые крылья в качестве ног. Оно было черным сверху и белым снизу, странно сплющенным, как я уже говорил, и огромным — больше, чем ковер в приемной Дворца кальде. Я выстрелил один раз, когда оно рванулось к нам, и успел вставить в патронник новый патрон, прежде чем оно сбило меня с ног. Крылья, окутавшие меня тогда, были грубыми, как напильники, но колыхались, как флаги, когда несли меня к зияющему белогубому рту.
Именно Бэбби спас меня, набросившись на эту чудовищную камбалу (или как ее там) и разорвав жесткую кожу одного крыла. Тогда я освободил одну руку и смог вытащить нож Сухожилия, который я вонзал в существо снова и снова, пока оно не покрылось собственной кровью.
Здесь мне очень хотелось бы написать, что я убил его ножом Сухожилия; правда в том, что я не знаю. Пуля — это грозный снаряд, настолько сильный, что от одного выстрела часто падает лошадь или четверорог, как я уже видел, и, когда мы осмотрели тушу существа из озера, я обнаружил, что оба моих выстрела попали в него, на расстоянии ладони от его головы. Я не сомневаюсь, что они серьезно ранили его, хотя рана от первого не помешала твари преследовать нас, когда она оправилась от первоначального шока.
Усилия Бэбби тоже нельзя недооценивать. Раны, которые он нанес существу за пять-десять секунд, убили бы с полдюжины человек.
И все же в глубине души я верю, что это был длинный охотничий нож Сухожилия, что, отчаянно вонзая нож в те части существа, до которых я мог дотянуться, я случайно задел какой-то жизненно важный орган. Я верю, что так и было, говорю я, но не могу быть уверен.
Потом я внимательно осмотрел нож и обнаружил, что немного притупил его лезвие, когда резал дерево, хотя и не так сильно, как опасался. Поскольку до сих пор я не описывал его подробно, я полагаю, что должен сделать это здесь. Лезвие было длиной в ладонь и два пальца, в два пальца шириной, с очень толстым и крепким обухом. Это был нож — не кинжал — с одним лезвием, предназначенный для снятия шкуры и разделки дичи, выкованный (как лезвие, так и рукоятка) из одной стальной заготовки кузнецом из Нового Вайрона, который следовал эскизу, сделанному для него моим сыном, Сухожилием. Я уверен, что младший бог Гефест, которого в Старом Вайроне мы считали покровителем всех, кто работает с огнем, стоял невидимкой позади Утки. Я слышал, как люди говорили о еще лучших клинках, но никогда не встречал ни одного.
Сегодня я сильно перепугался. Я должен был принести в храме в жертву слона, по настоянию жрецов, которые, похоже, считают, что большое и ценное животное обеспечит лучшее предсказание, чем овца или коза. Увидев, что я жду его со священным мечом в руке, слон, казалось, понял, что мы задумали, и вырвался от плачущего дрессировщика, трубя и размахивая хоботами, как мускулистыми кнутами. Я стоял неподвижно, как статуя, когда он напал на меня, зная, что движение — верная смерть. Он сбил меня с ног и нанес много ран, прежде чем его снова обуздали, и я обнаружил, что меня приветствуют как человека сверхъестественного мужества; но я дрожал и плакал, как маленький ребенок, когда остался один.
