Дядя невесело рассмеялся, я поднялась, чтобы уйти.
— Постой... — он полез во внутренний карман пиджака и достал бумажник. — Эрика, полагаю, тебе нужны деньги. Вот, возьми. И не ломайся, пожалуйста! — добавил он раздраженно. — Они твои.
— Хорошо. Спасибо, — я взяла протянутые купюры, чувствуя себя неловко, хотя неловкость с гордостью были совершенно лишние.
— Обращайся, если понадобится что-то еще, — ворчливо сказал дядя, морщась — и ему было здорово не по себе. Для смирения собственной гордыни требуется немало сил. — Помощь, совет... все-таки я твой дядя, занимаю не последнее место в столичном обществе и не слыву дураком. Могу сгодиться на что-нибудь... До завтра, Эрика.
— До завтра, дядя.
Уже у дверей я вспомнила о просьбе Корнелиуса, быстро написала короткую записку и попросила служащего в трактире парня отнести ее господину Робервалю.
* * *
Я вышла из трактира и посмотрела на стремительно пустеющую улицу. Горожане спешили в направлении ратушной площади, где уже играл оркестр. Мимо пронеслась стайка нарядных девушек. Они покосились на меня, прыснули и помчались дальше.
После всех перипетий я выглядела как подлинная бродячая гадалка — юбки в пыли, косынка сползла, на лицо выбиваются волосы... Не стоит в таком виде появляться на празднике. Да и участвовать в нем больше не хотелось. День только начался, а уже случилось столько — на месяц хватит.
Дошла до перекрестка; налево открывался переулок, по которому я быстро доберусь до окраины. Но можно сделать крюк через ратушную площадь.
Впереди бурлила яркая толпа. Она занимала всю площадь и затекала в ближайшие улицы и переулки.
Люди собирались у прилавков, покупали у разносчиков напитки и усаживались на вынесенные на улицу стулья и скамьи, болтали, веселились. Оркестр замолчал, на деревянную трибуну вышел важный старик и начал уныло вещать об истории города. Его слушали не очень внимательно.
Ноги сами понесли меня вперед; гляну одним глазком, что да как, а потом домой.
Как только я прошла сквозь группу парней в новеньких картузах и ярких галстуках, меня окликнули:
— Эрика! Госпожа Верден! К нам, сюда!
За длинным деревянным столом в переулке у кондитерской сидела галантерейщица Ирма Ракочи с подругами. Перед ними стояли кружки с подогретым вином, щеки у женщин разрумянились, глаза горели.
— Мы хотим выпить в вашу честь, — заявила госпожа Ракочи, когда я подошла, и тут же пододвинула мне кружку. — Садитесь! Отсюда открывается отличный вид на площадь. Вот закончит бубнить архивариус, начнутся конкурсы с призами! Моя Магда с подружками уже там. Хотите поучаствовать? Бег в мешках такая умора!
— Я сегодня набегалась, — улыбнулась я. — Пожалуй, пойду домой и отдохну.
— Да, вам стоит набраться сил на завтра... Вы ведь получили приглашение от Роберваля?
— Да, все учителя получили приглашение, — подтвердила я.
— Странная затея — устраивать бал в проклятом лесном особняке. Отчаянные головы те, кто туда едет. Однако никто из приглашенных не подумал отказаться. Скажу честно, я тоже не прочь там побывать. Господин Роберваль найдет чем удивить. Будет оркестр, и танцы, и фейерверк. Но мы, простые горожане, будем развлекаться как обычно: пойдем на вокзал смотреть в окна Северо-западного экспресса. Полюбуемся сквозь стекла столичными птичками. Сегодня их немало прилетело в Крипвуд. Приехали чиновники к бургомистру, и господин Роберваль пригласил знакомых и деловых партнеров.
Она вздохнула и поднесла кружку к губам, но не донесла — вытянула руку и ткнула кружкой вперед.
— А вот и господин Роберваль. Смотрите, кто с ним!
Я привстала и вытянула голову. На тесной площади было полно народу, над головами прыгали воздушные шары, и я не сразу нашла Корнелиуса. Но потом толпа расступилась.
Корнелиус стоял у крыльца ратуши. Подле него я увидела несколько господ, которые ранее почтили присутствием школьную ярмарку.
Но я смотрела не на них, а на даму, которая держала Корнелиуса под локоть и что-то весело ему говорила. Другую руку она положила на плечо Регины. Девочка смотрела на даму, задрав голову, с выражением неописуемого восторга на лице. Рядом скромно улыбалась гувернантка, очень хорошенькая в голубом платье и шляпке с лентами.
Дама была высокой, статной, как королева, с величавыми движениями и изумительной осанкой. Она была одета в синее свободное платье, с ее плеч ниспадала и струилась накидка из белоснежного меха, а на голове сидела яркая шляпка.
— Знаменитая журнальная красавица Вильгельмина Денгард! — воскликнула госпожа Ракочи, подтверждая мое предположение. — Час назад прибыла на автомобиле. Говорят, господин Роберваль помолвлен с ней. Он не ждал ее, но она решила сделать сюрприз. Взяла и явилась, вот как! До чего романтично! Они познакомились, когда он жил в столице, а когда вернулся в Крипвуд, изредка ездил к ней в Сен-Лютерну. И вот госпожа Денгард поняла, что больше не может жить в разлуке, и приехала к нему сюда, в нашу глухую провинцию! Это ли не настоящая любовь! Мы, провинциалы, обожаем такие истории. Отрадно знать, что они случаются не только на экране синематографа...
Госпожа Ракочи вдруг осеклась и посмотрела на меня. Видимо, вспомнила о слухах, которые ходили о моих отношениях с Корнелиусом.
— И правда, очень романтично! Она красавица, — улыбнулась я как можно небрежнее.
При этом я чувствовала себя так, как будто галантерейщица взяла нож и ткнула мне его под ребра. Я задыхалась. Кровь прилила к моим щекам, лицо отчаянно горело. Я не могла оторвать взгляда от Корнелиуса и стоящей возле него женщины.
Тонкая кисть в белой перчатке лежала на его локте; Корнелиус нежно накрыл ее своей рукой. Его глаза были устремлены на прекрасное, выразительное лицо. Вильгельмина говорила; ее алые губы то и дело складывались в ослепительную улыбку. И Корнелиус улыбался в ответ...
Видимо, она сказала что-то приятное про его дочь: их взгляды переместились на Регину, девочка засмеялась, засмеялась и Вильгельмина. Она погладила Регину по голове. Обратилась к Алисии; та подобострастно кивнула, взяла девочку под руку и повела прочь. Корнелиус окликнул дочь; она весело помахала ему ладошкой на прощание.
Мороженщик прокатил тележку-фургончик и на миг скрыл от моих глаз стоящую у ратуши пару. А когда он прошел, я увидела, как Вильгельмина медленно снимает перчатку, касается ладонью щеки Корнелиуса, ласково гладит... тянется к нему и быстро целует в губы, как будто ей нет никакого дела до того, что они стоят среди толпы…
Корнелиус… отвечает на поцелуй. Уверенно касается завитка волос, что падает на шею Вильгельмины. Опускает руку на ее плечо… жестом любовника... жестом жениха, который имеет на это право.
— Они отлично смотрятся вместе! — сказала Ирма Ракочи голосом, полным романтического умиления. — Наверное, завтра на балу объявят о скорой свадьбе.
