Она сознавала, что, по всей видимости, её карьера полевого агента близится к финалу. Никакого удовольствия осознание не приносило, да и принести не могло, но действовать приходилось в предлагаемых обстоятельствах. Ещё и поэтому бакалавриат был закончен за три года вместо четырёх. Если не в поле, то где? Кем? Как? Ладно, это потом.
Так, это ещё что? Шаги. Приближающиеся шаги нескольких пар ног, осторожные, наивно претендующие на то, чтобы быть беззвучными. Ого, кто-то, кажется, собирается подкинуть ей нежданчик? Лане нравилось, когда события развивались. Но развиваться они имели право только в нужном ей направлении. А уж куда спрятаться в полупустой комнате — это дело техники. Лане Дитц техники пока хватало, а вот предполагаемым гостям… посмотрим.
И уже несколько секунд спустя она с выбранной ею самой точки не без веселья наблюдала, как открывается дверь, и в студию заходят люди. Наглый красавчик из «Бара». Джентль. И ещё один человек. Человек, которого она когда-то знавала, но совершенно не ожидала увидеть на Атлантиде. Как не ожидала, что фраза:
— М-мать! Куда она делась? — будет произнесена на родном языке Бэзила Лазарева.
Глава 3
— Имя Светлана очень старое, еще дохристианское, и состоит из двух слов. Свет Лана, Светом любимая. Или — возлюбленная Света.
— При моем роде занятий любовь Тьмы более вероятна. Не знаешь, как это будет на дохристианском русском?
— М-мать! Куда она делась?
— Что я тебе говорил о чёртовых гениях? — с явным раздражением в голосе проворчал тот, кого возле полицейского морга джентль назвал Солдатовым. — Шкаф открыт, под столом пусто. Электроника здесь не пашет, значит, маскировка мимо. Из двери не выходила, в окно не вылезала…
— Кхм, — донеслось откуда-то из-за их спин.
Мужчины развернулись, хватаясь за оружие и… никого не увидели.
— Кхм!
Теперь в хмыканье звучала явная насмешка. Первым поднял голову Солдатов. Поднял — и оторопел. Она… лежала? Висела? Располагалась? В общем, делала что-то — в распоре между верхом дверного косяка и потолком. Пауза затягивалась.
— Когда мои хвостатые предки… — заговорила наконец, рыжая девица с разноцветными глазами и «кошачьими» стрелками у висков. Ноздри чуть вздернутого носа настороженно раздувались. — Когда мои хвостатые предки перестали охотиться на моих бесхвостых предков, потомки бесхвостых перестали ждать опасности сверху. А зря.
Говорила она медленно, старательно выговаривая слова, с заметным акцентом. По-русски говорила, и вот это из ряда вон не выходило, а прямо-таки выскакивало.
— Парни, ну если бы я хотела познакомить вас… как это?.. с кузькиной матерью, да?.. так уже познакомила бы. Не размахивайте пушками, ещё выстрелите ненароком. Что за день такой, все в меня целятся! И ладно бы по делу, а то…
— Слезай оттуда, — резко бросил Солдатов.
Резкость проистекала из неуверенности в том, что его послушают. Не стрелять же в неё, в самом-то деле? Но девица не стала кочевряжиться, и наполовину спрыгнула, наполовину стекла на пол. Выпрямилась. И улыбнулась.
— Привет, Солджер. Рада тебя видеть. Молодец, что выбрался с Гардена. Тебе там было не место.
Солдатов поджал губы и заинтересованно прищурился. Почему-то он совершенно не был удивлен тем, что его узнали. Хирургия — хирургией, но девица явно полагается не только на глаза. И кликуху каторжанскую запомнила (она же, что характерно, позывной). Кошка, что тут скажешь…
— Да я-то молодец. А вот ты кто такая? И что здесь делаешь?
— А кто спрашивает?
В её голосе не было даже толики любопытства, только холодноватое, равнодушное спокойствие.
— Ты бы ответила, что ли, — посоветовал Солдатов. — Нас здесь, как-никак, трое против тебя одной.
— Только трое, Солджер.
Ни дерзости, ни вызова. Простая констатация факта.
— Здесь — да.
— И я одна… здесь.
И ведь не поспоришь. То, что наблюдатели не зафиксировали прикрытие, вовсе не означало, что его нет. Абсолютная уверенность девчонки в себе могла быть безумством храбрых… а могла и не быть им. Поднимать шум не хотелось. Нельзя было его поднимать. Пока. Солдатов кивнул своим спутникам и первым убрал оружие.
— Похоже, мы не с того начали. Ладно. Махров, дверь. А ты электронику верни в работу, чтобы я мог глушилку подключить. Нам свидетели без надобности.
Девица выполнила просьбу, что, как ни крути, было явным проявлением доверия. Солдатов такие вещи ценил. И в то же время понимал, что дело может быть не в доверии, а в том, что — в случае чего — неизвестно, кто не выйдет из этой комнаты. Он не видел рыжую в драке. Но безусловную готовность драться прекрасно помнил.
— Спасибо. Иван Солдатов, Российская Империя. Владислав Махров и Глеб Озеров, мои коллеги.
— Сослуживцы? — уточнила она.
— Можно и так сказать. А ты… Дитц, да?
— Лана Дитц, Республика Легион.
И она протянула руку, которую Солдатов пожал с удивившим его самого удовольствием.
— Так всё-таки — что ты тут делаешь? Дверь взломала, по шкафам шаришь…
— Имею право. Это комната Дезире Фокс.
— Я в курсе.
— Она пропала.
— Я в курсе, — повторил Солдатов.
— Её родные волнуются. Вот…
И с развернутого дисплея зазвучал холодный женский голос: «Я, Генриетта Фокс…»
Когда запись закончилась, Солдатов некоторое время молчал. Потом, обработав входящие, кивнул:
— Принято. Любезность за любезность. У нас тут тоже пропажа случилась. Некоторое время назад некоего Андрея Сперанского, исследователя в области генной инженерии, ждали на конференции в Новом Петербурге. Не дождались. Ну, не дождались — и не дождались, всякое бывает… но об изменении планов он не сообщал, учёная братия забеспокоилась. Сначала пробовали связаться, потом жевали сопли, потом через пятые руки вышли на нас…
— На вас — это на кого?
— А ты как думаешь? — усмехнулся Солдатов. Усмешка (он сам это чувствовал) вышла пренеприятная. Но девицу это нисколько не смутило.
— Я пока ничего не думаю, — пожала плечами она, усаживаясь в единственное имеющееся в наличии кресло. — Недостаточно данных. Ивот чего я точно не думаю, так это того, что за каждым подданным императора отправляют таких… эээ… серьезных людей. Или император тут ни при чем?
— Ты права, за каждым — не отправляют, — Солдатов поискал, куда бы сесть, и расположился на кухонном шкафчике между плитой и мойкой. Ни один из двух табуретов его почему-то не устроил. — Тут вот какое дело…
Полчаса спустя Лана видела если и не всю картину, то изрядный её кусок. И кусок этот мрине категорически не нравился. Как выяснилось, лавры Валентайна Зельдина и его коллег, которых мрины не без оснований именовали Отцами, не давали покоя учёным. И хотя лавры — в случае мринов — в первом приближении получились довольно сомнительными, у Зельдина нашлись последователи.
