В 1890 г. Джеймс ничего не мог знать о технической стороне обработки информации. Алан Тьюринг изложил принципы работы вычислительных машин только в 1930-х гг.
[198], а Клод Шеннон сформулировал теорию информации в 1940-х гг.
[199] Джеймсу никогда бы не пришло в голову рассматривать внимание как работу вычислительной машины. Он понимал его как состояние сознания, и связь между этими двумя понятиями оставалась нерушимой в умах ученых в течение еще сотни лет.
Разделение внимания и осознания впервые убедительно продемонстрировали в 1999 г. Это плоды работы группы лондонских исследователей, среди которых были Роберт Кентридж, Чарльз Хейвуд и Ларри Вайскрантц: они изучали человека с необычными нарушениями зрительного осознания
[200].
Пациент GY попал в автомобильную аварию в возрасте восьми лет и потерял практически всю первичную зрительную кору. После катастрофы он ослеп на правую сторону пространства, а также на бóльшую часть левой. Когда взрослого GY сажали перед экраном компьютера, в разных местах которого появлялись яркие точки, пациент видел их только в небольшой области экрана левее центра. У него не было осознанного зрения за пределами этой небольшой области. Но когда его просили указать точку, которая находилась в его предполагаемой слепой зоне, то будто бы чудом он довольно точно справлялся с этим заданием. Пациент не мог осознанно видеть ее, но зрительная информация попадала в мозг и могла использоваться для того, чтобы корректно направить руку. Он также мог без сознательного восприятия зрительной информации различать базовые видимые черты, например горизонтальная перед ним линия или вертикальная. Исследуемый говорил, что ничего не видел, но просто с большой уверенностью знал, что перед ним. Знание представлялось ему когнитивно достоверным. Это странное явление называется ложной слепотой, оно системно встречается при повреждениях первичной зрительной коры.
Кентридж с коллегами изучал пациента GY, чтобы понять, что тот может, а чего не может делать в своей “слепой” зоне. Сначала ему показывали в этой зоне точку. Сразу после этого в том же месте показывали отрезок линии. Задачей пациента было ответить, какую линию он видел – вертикальную или горизонтальную. В этой ситуации пациент реагировал очень быстро, поскольку, видимо, предварительно показанная точка привлекала его внимание и подготавливала к обработке линии. Но, когда экспериментаторы демонстрировали точку в одном месте, а линию – в другом, реакции исследуемого замедлялись. Вероятно, небольшая задержка с ответом возникала из-за того, что точка привлекала внимание пациента к неправильному месту и затем этому вниманию приходилось смещаться туда, где появлялась линия.
Описанный эксперимент стал поворотным для исследований сознания. Наконец удалось показать, что механизмы внимания могут продолжать работать, даже когда механизмы сознания сломаны. Очевидно, внимание – это не просто локальное сосредоточение сознания. Это иное свойство.
За последнюю четверть века множество исследований подтвердили, что осознание можно отделить от внимания – не только у людей с повреждениями мозга, но и у здоровых
[201]. Людям дано обращать минимальные объемы внимания на неяркие или недолго видимые изображения (в смысле фокусировать на них ресурсы обработки информации и даже как-то реагировать), но при этом они могут утверждать, что совсем ничего не видели.
В отсутствие осознания внимание, похоже, работает не совсем обычным образом – как и следовало бы ожидать при потере части управляющего механизма. Например, один из необходимых в повседневной жизни навыков – это способность не фокусировать внимание на том, на чем не следует. Мир полон предметов, жаждущих нашего внимания, которое нам иногда нужно заставить отвлечься от одного предмета (например, жужжащего над ухом комара) и сосредоточиться на другом (скажем, на книге). В подобной ситуации мы можем уделять какое-то количество внимания комару, следя за ним в фоновом режиме, но все же хотим обращать больше внимания на книгу. Такое испытание – один из самых очевидных примеров ситуаций, в которых пригодилась бы схема внимания. Чтобы справиться с задачей такого рода, мозгу нужно знать, в каком состоянии находится внимание в каждый конкретный момент, и отслеживать, когда слишком много его отвлекается от книги на комара. Также мозгу нужна рабочая модель пространственной и временнóй динамики отвлечения внимания, чтобы ему противодействовать. Теперь предположим, что в системе осознания произошел сбой. Некоторое количество внимания утекло на комара, но человек не осознает присутствия зудящего насекомого. Внимание и осознание расщепились. Если верна теория схемы внимания, то в таком случае мозг не узнаёт об утечке его на неправильный предмет. Мозговая модель внимания неполна. В таких обстоятельствах у людей, скорее всего, возникнут трудности с минимизацией внимания, уходящего на комара. Парадоксально, но неосознание насекомого приведет к тому, что на него переключится от книги еще больше внимания. Эксперименты (проведенные как в моей лаборатории, так и в других) с использованием отвлекающих стимулов, аналогичных комару, и целевых стимулов, подобных книге, подтвердили такой расклад
[202].
