Еще один центральный процессор эмоций в мозге – миндалина, структура размером с ядро этого ореха. Их две, по одной в каждом полушарии мозга, и они активируются, когда мы переживаем эмоции, особенно когда определенная эмоция ассоциируется с конкретной ситуацией или зрительным образом
[224]. Когда вы злитесь, глядя на ненавистного политика, это именно миндалина связывает зрительное восприятие с эмоциональным переживанием. Еще одна область мозга, играющая важную роль в эмоциональном опыте, – орбитофронтальная кора, это самая нижняя часть префронтальной коры, расположенная за костью глазниц. Она участвует в принятии решений, основанных на эмоциональном содержании
[225]. Все эти факты нейронауки удивительны, но очень мало говорят нам о том, как построить искусственные эмоции или как их встроить в механизмы внимания и осознания.
Подсказку можно найти в опыте, который есть у любого человека, – переживании эмоций вне сознания
[226]. Мы обычно не рассматриваем их как нечто, существующее отдельно от сознания, но такое все же возможно. Вот пример из повседневной жизни – вы ощущаете, скажем, напряжение, возбуждение, стресс или гнев, но не слишком сильные, и не осознаете их. И только когда друг скажет вам: “Ну и состояньице у тебя сегодня!”, вы перенаправите свое внимание – и осознание – и поймете: “Ничего себе, а я и правда напряжен”. Кто-то осознает свои эмоции лучше, кто-то – хуже, но всем случается генерировать их, не осознавая того. Любая теория эмоционального опыта должна учитывать такое расхождение между эмоциональным состоянием и осознаваемым переживанием опыта.
Нейробиолог Джозеф Леду, основываясь на своих новаторских изысканиях, касающихся обработки эмоций в мозге, сформулировал элегантное представление об их осознании
[227]. Эмоциональные состояния организованы вне сознания, в структурах в глубине мозга, ниже коры – в только что упомянутых гипоталамусе и миндалине. Для осознания своего эмоционального состояния нам необходимо, чтобы данные из этих глубинных структур достигли корковых систем, в которых они интегрируются с когнитивной информацией о сознании. Согласно этой гипотезе, осознание эмоций состоит из двух частей: данных, определяющих эмоциональное состояние, и данных, определяющих сознание. Мозг может обработать сложный комплекс информации “я осознаю свою эмоцию” точно так же, как “я осознаю яблоко”.
Но, даже пользуясь этим представлением, проектирующий нашу машину инженер не сможет ответить на вопрос: “Какая информация определяет эмоции?” Ответа и впрямь не знает никто.
Но и здесь есть подсказка. Ее можно обнаружить в знаменитой теории эмоций, которую предложили психологи XIX в. Уильям Джеймс и Карл Ланге
[228]. Согласно теории Джеймса – Ланге, эмоция начинается с телесного ощущения. Сердцебиение ускоряется, желудок выделяет кислоту, кожа покрывается холодным потом – и тогда, заметив эти телесные изменения и изучив контекст, мозг создает сюжет: “Я встревожен” или “Я взволнован”. Одна из лучших демонстраций этого эффекта – известный эксперимент, проведенный в 1970-х гг. на мостах в канадском Ванкувере
[229]. В данном исследовании женщина обращалась к пешеходам-мужчинам с просьбой ответить на несколько вопросов. Некоторых мужчин останавливали прямо в середине шаткого подвесного моста над глубоким каньоном. Других – на небольшом и устойчивом деревянном мосту. Потом испытуемых спрашивали, насколько привлекательной им показалась женщина-интервьюер. Мужчины, которых останавливали на опасном мосту, оценивали женщину как более привлекательную, а те, что отвечали, стоя на надежной конструкции, – как менее. Предположительно, подвесной мост вызывал ускорение сердцебиения и холодный пот – и эти изменения ошибочно приписывались сексуальному возбуждению.
Современная психология отчасти признает теорию Джеймса – Ланге. Некоторые составляющие эмоций коренятся в физических ощущениях тела, но другие связаны со сложными высокоуровневыми репрезентациями, и эти компоненты взаимодействуют замысловатым и плохо изученным образом. Хотя упомянутая теория не полностью соответствует действительности, она поднимает ряд любопытных вопросов об эмоциях машин. Понадобятся ли андроиду желудок, потовые железы и сердце, чтобы переживать эмоции подобно человеку? Могут ли возникать настоящие эмоции у машины, если она никогда не узнает вкус пищи и не прочувствует пищеварение, а в ее теле ни разу не поднимется адреналиновая волна, заставляющая бороться или убегать? Лично я подозреваю, что в машине могут происходить процессы очень похожего характера, пусть и не полностью идентичные человеческим эмоциям. Возможно, чтобы дать эмоциям машины физический субстрат, придется оснастить ее сенсорами по всему телу.
В первых опытах искусственного сознания, скорее всего, убедительных эмоций ждать не придется. Может быть, машинам удастся воспроизвести эмоциональную окраску голоса, но им потребуется еще немало времени, чтобы освоить более глубокий уровень эмоций и способы их отображения в человеческом мозге. А пока что нас ждут гораздо более простые задачи. Голливудский стереотип безэмоционального андроида еще на какое-то время останется верным.
Четвертый и последний компонент, без которого не обойтись сознающей машине, – говорящая поисковая система. Мы хотим создать такое устройство, которое сможет болтать с нами о своем сознательном опыте. Строго говоря, способность разговаривать не является необходимой для сознания, но, мне кажется, большинство людей полагают, что цель искусственного сознания – машина, подобная человеку по своей способности говорить и понимать. Мы хотим, чтобы она могла поддержать беседу.
Представляется, что эта часть проблемы уже решена – у нас есть цифровые помощники, например Сири и Алекса. Они могут понять произнесенный вслух вопрос, порыться в базе данных и ответить. Разве этого недостаточно, когда мы хотим, чтобы машина вела разговоры о своих внутренних состояниях? Но проблема наша обманчива и каверзна. Сири в основном действует в языковой сфере. Вы скармливаете ей слова, она ищет в интернете другие слова и в ответ выдает опять же слова. Но вы не получите ответа на вопрос, где ближайший ресторан – Сири не знает, что такое ресторан, кроме как в составе статистической группировки слов. А человеческий мозг может переводить речь в невербальную информацию и обратно. Если кто-то спросит вас: “Каков вкус лимона по сравнению с апельсином?” – вы ответите не так, как интернет-поисковик. Ваш ответ будет основан не на словесных ассоциациях. Вы переведете речь во вкусовую информацию, вспомните два вкуса, сравните их и переведете ответ обратно в слова. Такой банальный для нас перевод туда-обратно между речью и другими сферами информации невероятно трудно воспроизвести искусственно. Насколько мне известно, для этой задачи еще не нашли общего или системного решения. Гугл способен до некоторой степени переводить информацию из зрительных образов в слова, но нашей сознающей машине придется сопоставлять информацию из всех возможных сфер.
