За эту секундную передышку я ничего дельного не придумал.
— Ну чего тебе не хватало в наших отношениях? — Катька всхлипнула. — А говорил, я — самый близкий человек, которому ты всё можешь доверить. Скотина ты!
Если всё это время что-то меня сдерживало, какой-то внутренний наблюдатель, тихий голос говорил, что всё ещё можно спасти, разрулить, выкарабкаться, то сейчас он будто просто отпустил поводок со словами: «А катись всё к ебене матери! Жги, чувак!»
— Хочешь всё узнать?! Хорошо!
Я начал прямо со смерти матери, потом рассказал про Фиолетового и Оранжевого, про мёртвую ведьму. Не забыл упомянуть наш ночной поход с некромантами. И только про Тень мастера и куда я на самом деле дел браслет, не сказал. Наверное, сработал инстинкт самосохранения.
Повисла пауза. Катька долго смотрела на меня со смесью недоверия, страха и, кажется, жалости.
— Дрю, ты на что-то подсел, да?
Я с серьёзным видом отрицательно покачал головой.
— Ты что, думаешь, я совсем дура? Разыграть решил? — гневное выражение лица и всё тот же внимательный взгляд с оттенком жалости. Она, наверное, ждёт, что откажусь от своих слов. Даже признание в измене устроит её больше, чем то, что я сейчас на неё вывалил. Но если сдаться сейчас, как объяснить то, что будет происходить потом?
— Нет, всё, что я сказал, — чистая правда. — Для убедительности я кивнул, словно подтверждая свои слова жестом. — Хочешь, я сейчас позвоню ребятам, при тебе. Мы встретимся, и они слово в слово перескажут тебе мою историю? Сговориться мы не успеем. Это годится в качестве доказательства?
Катька молчала долго. На её лице сменился целый спектр эмоций. Последним было снова то жалостливо-настороженное выражение. Я его сразу узнаю по слегка опущенным уголкам губ и вертикальной складке между бровей.
— Давай так, ты сейчас успокоишься, а вечером мы ещё поговорим. Расскажешь мне правду.
Она быстро встала и, не давая мне и секунды на ответ, почти выбежала из ресторана. А я остался наедине с горой роллов и скребущей пустотой внутри.
Колян принял вызов не сразу.
— По поводу защиты думаем, — доложил он. — Знаешь, это должно быть что-то более основательное. Не просто нарисованные линии. Помнишь пол кастанедовской доньи Соледад?
Ничего такого я не помнил. В голове вертелась одна только мысль: «У Катьки была возможность всё проверить. Почему она отказалась?»
— Кастанеда этот кучу книжек написал, я дошёл только до Хенаро, который громко срал в кустах, — не к месту вспомнил я.
Колян зашёлся смехом, а потом продолжил. — В общем, у неё в спальне пол был магический. Из плитки. Глиняный, с особым узором, вроде мандал. Но это долго и геморно, даже не знаю, как это устроить. Мы тупо не успеем.
— Пол, говоришь, из плитки? — уточнил я. — С рисунками?
— С рисунками, — подтвердил Колян. — А лучше ещё и стены, и потолок. Коробка, в общем, магическая тебе нужна.
— Я — идиот! — мысли по поводу Катьки сразу отошли на второй план.
— Почему? — поинтересовался Колян.
— Сначала надо всё проверить. Перезвоню, когда буду уверен. Мне пора!
— Хм-м, ну хорошо, тогда на связи, — протянул Колян и отключился, а я тут же перезвонил отцу.
Он обещал быть дома через час. Совсем, видимо, его смерть Лидуни подкосила. Раньше всё время был занят, и не дозвонишься, а сейчас трубку с первого гудка берёт. Я собрал с пола пакеты с чаями и замотал их обратно в бумагу, без аппетита поковырял роллы и попросил упаковать остальное «с собой». Прости, Колян, но в этот раз не для тебя.
Глава 17
Вражеская крепость
Отец ел суши вилкой. И как только ведьма его не научила управляться с палочками? Словно подслушав мои мысли, он вздохнул:
— Я так-то не особо гурман, а вот Лидия суши эти очень любила. Вот бы сейчас сидела она с нами за столом. Как в старые добрые времена. А ещё лучше оказаться в том ресторане на Красной Площади. Как его там? И пойти потом гулять. Хорошие были времена. Тогда этот проклятый бизнес ещё не проглотил меня с потрохами. А теперь для чего всё?
Отец задумался и посмотрел на расковырянный до основания ролл. Лист нори развернулся, обнажив огурец, белый мазок сыра и рис. Так вот и оказывается, что внутри ничего особенного, главное, подать. Наверное, вся суть человеческого общения — как подать себя. Предъявить, что снаружи, а не внутри. Ведьма подать себя определённо умела.
Я понял, что сейчас самый удачный момент для моей просьбы.
— Пап, мы с Катькой… — слова предательски застревали в горле. А что, если он вспомнит про браслет? И вообще, по отцовской логике мужик, наверное, не должен сбегать от девушки ночевать к родителям. И я решился изменить план на ходу. — Замучились уже. Вторую ночь не спим. Соседи ремонт затеяли, воняет краской, пластиком. Окна закрывали — через вытяжку доходит. Утром ещё таджики эти топают. Катька взяла отгул на пятницу и поехала навестить родителей. Вот я и подумал, может, у тебя останусь переночевать?
На последней фразе у меня кончился запал и перехватило дыхание. Я надеялся, что сохранил нужное для этой речи выражение лица. В то же время казалось, что от каждой моей фразы за километр несёт враньём. А взгляд отца стал такой острый, будто просвечивал меня как рентгеном, насквозь. Ещё чуть-чуть, и я бы, не выдержав, отвёл глаза. Но отец сделал это первым.
Он взялся за новый ролл, оставив его растерзанного собрата лежать в ванночке с соусом, будто признавая поражение.
— Андрей, это и твой дом тоже. Ты можешь остаться переночевать и сегодня, и, если захочешь, завтра. Я буду только рад. Без Лидии здесь теперь так пусто. Она… — отец осёкся, будто лимит на сантименты сегодня был исчерпан и, взглянув на меня, твердо, будто давал ответ партнёру на сделке, произнёс: — Оставайся, конечно.
Он прожевал ролл. Я тоже взял один, запеченный с сыром чеддар, думая, как перейти к главной просьбе: спать в комнате мачехи.
— Ты не против переночевать в спальне Лидии? В кабинете и гостиной диваны жутко неудобные. Только сидеть на них! Проклятые!
В подтверждение своей речи, он яростно вонзил вилку в следующий ролл, будто мысленно протыкал ею диваны, которые и были виноваты во всех бедах.
— Конечно нет, — я едва сдерживал распиравшее изнутри ликование и зачем-то ляпнул: — Мне и дизайн там нравится.
Отец подозрительно посмотрел на меня и спросил:
— А что у тебя со лбом? Какое-то пятно красное. Ударился где-то?
— А… это аллергия на соседскую краску. И вот ещё, — я расстегнул рубашку и указал на точку под кадыком. Всё равно отец заметит как-нибудь, лучше показать сразу. — Врач сказал, эти места самые чувствительные.
Отец сочувственно покачал головой, а я порадовался, что удачно приплёл свои пятна к басне про ремонт.
