Я почистил картошку, нарезал тонкими ломтиками и кинул её на вторую сковороду. Когда мы стали жить вместе, Катька нередко просила помочь в готовке. Ей вообще нравилось делать всё вместе. Вот кое-чему и научился. Иной раз я просто сидел и наблюдал, как она колдует у плиты. Она уютная и добрая, эта моя Катька. Даже неправильную еду вроде мяса жарила ради меня.
Я вздохнул и посмотрел на телефон. Что останется между нами, после того как всё закончится?
Лучше об этом не думать. Как правильно сказал Колян, задача выживания сейчас на первом месте.
Я перевернул стейки и убедился, что мясо покрылось ровной золотистой корочкой. По кухне распространился ароматный запах. На форумах часто писали, что для ОС лучше соблюдать вегетарианскую диету, а мясо заземляет, но мы с ребятами решили, что мне нужно поступить с точностью до наоборот. Мясо даёт много энергии, а комната трансформирует её в осознанность. Всё просто.
— Спальня ты моя, спаленка — спасение моё, — пробормотал я, помешивая картошку. — Ничего-то я без тебя не могу.
Стейки дожарились как раз к приходу отца, и я невольно подумал, что заменяю ему Лидуню. Теперь вот ещё и кушать готовлю.
— Нет, Андрей, извини, я не буду, — пробормотал отец, и я заметил, что он какой-то грустный. То ли я лучше научился читать его лицо, то ли он перестал носить при мне маску.
— Как прошли банкет-переговоры? — осторожно спросил я.
— Да хорошо прошли, просто прекрасно! — отмахнулся отец. — Наелся этих закусок, не лезет ничего.
Он покосился на мою тарелку, где лежал сочный стейк с корочкой в окружении жареного картофеля и зелёного горошка. Это тоже Катькина школа — красивая подача.
— А знаешь, давай-ка половину порции, — кивнул отец и присел на диван.
Половину порции! Ну всё, если Данилыч уволит из сисадминов, пойду в ресторан работать.
Я разрезал стейк напополам, кинул картофеля с горошком.
— Так что случилось?
Отец потёр переносицу.
— Это с Лидией связано.
Сказал и замолчал. Я терпеливо ждал продолжения. Опять ведьма, будь она неладна! Что на этот раз? В голове промелькнула мысль, что это может иметь отношение к спальне. Не дай бог она эту плитку тоже своим подругам завещала. Завтра придёт бригада такая с молоточками. Тук-тук-тук — и прощай защита. А с ней и спокойный сон.
— Мне надо слетать на пару дней в Германию, — произнёс отец.
Я подцепил вилкой горошину из гарнира, положил в рот и продолжил ждать.
— Лидия уже несколько лет как организовала благотворительный фонд. Оформлен, конечно, на меня, но она — его лицо. И есть там один проект. Одарённые детишки-инвалиды рисуют картины, а она устраивает выставку в галерее. Часть выручки идёт на покрытие расходов, а остальное — в реабилитационные центры. Вот, кстати, на кухне у нас оттуда рисунок: «Сельские рассветы» называется.
Я обернулся, рассматривая залитый солнечными лучами луг и коров, пасущихся у плетеной изгороди. Вдали виднелись маленькие деревенские домики и синяя лента реки. Вспомнилось, как в первый свой визит, я решил, что это картина какого-то известного художника. А дорогая тут только рама, слишком вычурная, для такого простого пейзажа. Но, с другой стороны, простое — не значит дешёвое, как и талантливый — не значит известный.
Отец некоторое время смотрел на картину вместе со мной, а потом вздохнул и продолжил:
— Какой-то мальчик рисовал, без рук от рождения, сирота. Кисточки пальцами ног держит. Представляешь? И как здорово получается! Немцы когда узнали эти подробности, все его картины разобрали. По-моему его кто-то усыновил потом. Так вот.
— А почему в Германии-то всё проводите? — удивился я. — Дети русские же?
— Русские-русские, — покивал отец. — А потому что, Андрюша, народ у нас в России такой. Или жизнь, не знаю. Пробовала она в Москве это мероприятие устроить — даже аренду не отбили. Фонд чуть не разорился. Но потом на одном из банкетов вроде сегодняшнего Лидуня с нужным человеком познакомилась. И возникла эта идея — за границей проводить. Немцы, французы, итальяшки с радостью на эти мероприятия идут помочь русским детям. Именно русским. Почему спросишь? А я тебе скажу. Во-первых, детишки часто из регионов и рисуют глубинку, русскую деревню, домики там, коров. Такое для иностранцев вроде как экзотика. Во-вторых, и это самое главное, пожертвовать на такой проект для супостатов всё равно что доказать, что вот у нас тут в России дерьмо, а они все в белом. А мы не можем сами своим детям денег собрать! — Он перевёл дух, воткнул в стейк вилку и ножом отрезал себе кусок. — Поэтому рисуем здесь, а выставку устраиваем за бугром.
— И когда улетаешь?
— Завтра, — ответил отец. — Не хотел я улетать, не собирался. Но этот Жерар меня уговорил. Мол, «кто будет лицом фонда, а как же принять соболезнования?» А у тебя шенгена нет случайно?
— Да у меня и заграна нет! — открестился я.
— Жаль, а то организовал бы вам два билета с Катькой. Заодно бы и помирились. Ну, нет так нет.
Я грустно покивал, пережёвывая стейк, и разговор угас сам собой.
Перед сном мы попрощались: отец вылетал рано утром и не хотел меня будить. А я не хотел рано вставать. В общем, полное взаимопонимание.
Я посидел с аметистом, отметив после медитации приятное успокоение, потом потушил свет и улёгся на спину. В такую рань спать не хотелось, зато, если усну, энергии на ОС будет больше. Мозг успокоился, сейчас самое то попробовать прямой вход. Может, в этот раз получится. Я начал следить за дыханием. Вдох-выдох, вдох-выдох. Сначала мысли постоянно влезали между этими монотонными «вдох-выдох», пытаясь занять пустое пространство, теперь я научился не гнать их, но и не развивать. Постепенно они исчезли сами по себе. А вместе с мыслями перестало беспокоиться и тело: оказалось, желание перевернуться на бок, сменить позу, почесать нос на самом деле связано с умом. Когда он успокаивается, двигаться не хочется.
В этот раз никакого гула не было, где-то внутри словно что-то щелкнуло. Темнота перед глазами чуть сгустилась, заволокла сознание, а потом вдруг в голове прояснилось. И я понял: «это оно».
Сел в кровати, и одновременно вспыхнули мандалы. Картинка стала чёткой. Я встал и оглянулся: постель пустая, тела нет. Всё-таки ни черта непонятно: ВТО это или не ВТО.
Я вспомнил о задаче и неожиданно для себя заорал:
— Хочу найти светимость! Найти светимость!!!
Шторы на окне всколыхнулись от порыва ветра, открывая щель. В неё влетела разноцветная птичка вроде колибри, только колибри такими большими не бывают. Она зависла надо мной, часто махая пёстрыми крылышками, а потом развернулась и выпорхнула обратно. Я понял, что это приглашение. Подошёл к окну, раздвинул шторы, подпрыгнул и прямо сквозь оконное стекло и раму вылетел на улицу. Впереди до самого горизонта тянулось бирюзовое море. Спокойное, без единой волны, где-то вдалеке оно сливалось со светло-синим небом. Птица летела быстро, сжимаясь в едва заметную точку. Я разводил руками, будто плыл, только не по морю, а над ним, но догнать её никак не мог. Так можно и прощёлкать шанс найти светимость!
