— Ту-ду-ду. Ту-ду-ту. Ду-дуд-туду-тудуд-ду — дам!
Музыка становилась всё громче, подключились барабаны. Картинка дрогнула и размазалась.
— Life is a water fall
We're one in the river
And one again after the fall…
Чёрт! Будильник!
Я протянул руку и потыкал смартфон. Вырубил с третьего касания.
Не уходи! Локация, соберись снова! Мне всего-то крюк по-быстрому вытащить и всё.
Тело, почувствовав отсрочку, сразу размякло, голова сделалась тяжелой и словно приросла к подушке. Только никакого зала снова не появилось, лишь черная пустота, затуманившая сознание.
Блин. На работу же! На работу так опоздаю!
Я, сделав нечеловеческое усилие, пошевелил рукой, потом плечом, повернувшись на бок, вырвался из-под тяжкой пелены и открыл глаза.
Мандалы на стенах сияли.
Да и чёрт с ней с работой, раз такое дело! Сейчас быстренько!
Я сел на кровати, посмотрел на руки, похлопал себя по бёдрам. Ну что ж, теперь нужно попасть в актовый зал.
Подошёл к двери, взялся за ручку, сконцентрировался и отдал команду:
— Школа! Актовый зал!
Открыл дверь: за ней простирался белый длинный коридор с множеством дверей. Кажется, я был в таком, когда забирал светимость с дачи. Можно, конечно, поискать там дверь в школу. Но что если попробовать по-другому?
Я закрыл дверь, сосредоточился и открыл снова: прямо за порогом плескалось море.
Снова не то. Ещё попытка.
На этот раз я представил не актовый зал, а постарался вспомнить те эмоции, свою браваду, а потом стыд перед отцом, когда он выводил меня со сцены под смех одноклассников.
За дверным проёмом на этот раз было темно, с потолка свисали какие-то тряпки. И хотя локация на вид была непонятно какая, я чётко понял: это оно. Где-то внутри возник отклик, я и шагнул за порог.
Дверь за мной закрылась и заросла, растворившись в чёрном полумраке. Впереди маячило смазанное пятно света. Тяжёлые тряпки, свисавшие с потолка, колыхались и мешали пройти. От них было тяжко и душно. На ощупь ткань оказалась шершавой и холодной. Внезапно пришла догадка: это шторы! А значит, впереди сцена и нужно к ней пробраться.
Я стал отодвигать шторы, пытаясь пройти вперёд. Мало того что ноги вязли, словно в киселе, душные и пыльные гардины словно жили своей жизнью, они двигались, будто специально хотели преградить мне путь. Стало тяжело дышать, и картинка начала смазываться. Я запутался в ткани и совсем потерял ориентир: полоска света, маячившая впереди, исчезла.
— Ахррбрхр! — боевого крика не получилось, звук застрял в горле.
Чёрт!
Я нащупал чуть выступающую из горла рукоятку крюка. Прикосновение отозвалось болью. Рано вынимать, ещё выступление впереди.
Чем бы размахнуть эти шторы? Рука сама легла на рукоять меча. Что-то я его совсем не использую, только Аржана берёт для моей же защиты. Та ещё девушка-загадка.
Я аккуратно вытащил Тень Мастера из ножен и, продолжая движение, рубанул перед собой воздух. Лезвие синей молнией метнулось вперёд, разрезая проклятые гардины. Так их! Я замахивался и рубил налево и направо, снова и снова, входя в азарт. Лезвие рассекало шторы легко, с тонким свистом, и с каждым движением становилось всё легче дышать. Картинка вокруг стала чётче.
— Читер ты, Андрейка, читер, — промурлыкало рядом, и я углядел кота. Тот сидел на полу чуть впереди и с довольным видом точил когти о гардину. — То на одном эгрегоре катаешься, то на другом.
Я не нашёлся, что ответить, и молча убрал меч в ножны. Мало того, что близнецы-неорганы на мозги капают, ещё и какой-то кот учить взялся. Который и есть просто порождение моего же подсознания. Вот зачем самому себе нотации читать? Я прислушался к внутренним ощущениям: никаких сомнений и неловкости не чувствовал.
— Хватит придираться, — цыкнул я на кота. — В этом неравном бою любые средства хороши. Навалились на меня: неорганы, ведьмы, блоки, крюки, а я ещё и читер!
— Читер-читер, — не согласился кот и мотнул мордой в сторону яркого прямоугольника света. — Иди, настал твой звездный час! И поторопись. Комната не может поддерживать твою осознанность бесконечно.
— Я и без комнаты могу! — возмутился я, но шерстяной уже успел раствориться в воздухе, прихватив с собой кусок драной гардины. — Ну и ладно. Можно подумать, меня волнует мнение какого-то кота.
Я шагнул в светлый прямоугольник и оказался на сцене актового зала.
Все смеялись. Весь зал. На старых советских стульях расселись одноклассники, знакомые и коллеги. Даже Верочка из бухгалтерии была здесь и показывала на меня пальцем. Горло снова сдавило, я прямо чувствовал застрявший там комок. Попытался что-то крикнуть, и звук, конечно, застрял, вышел невнятным хрипом. Да и как их перекричать, вон как смеются, заразы. Особенно эта стервочка-Верочка!
Стоп! Это всего лишь моё подсознание. А я решаю задачу: как преломить ситуацию в свою пользу. Тогда, дцать лет назад, мне было неловко, неудобно и стыдно. А сейчас? Да кто может похвастаться, что ему удалось так забавно приколоться над училкой в школе? Во всеуслышание в актовом зале? Математичку, Нину Александровну, после моего «выступления» Ниной Ссаной так и называли до самого выпускного. Можно сказать, вошёл в историю.
Вон в бухгалтерии я куда как больше опозорился, взрослый бугай. И ничего, жив.
Верочка, словно услышав мои мысли, встала на спинку кресла и закричала:
— Подзатыльников ему! И в угол! Проучим поганца!
Зал начал подниматься.
Блин! Не хватало, чтобы они на меня кинулись.
Не раздумывая долго, я сделал первое, что пришло в голову: материализовал пачку бумаги и кинул её в Верочку, как тогда в реале. Пачка вышла просто гигантской и сшибла бухгалтершу с ног.
Зал затих. Все уставились на меня.
Я сделал небольшой шаг вперёд и победно продекламировал — стишок на этот раз вспомнился легко:
— В школе всем пришёл капец, прячьтесь все, кто может!
Не успеешь — получай тряпкой прям по роже!
Ведь у нас математичка — злая кошка драная,
Всем навесит звездюлей наша Нина Ссаная!
Закончив выступление, я резким движением вытащил крюк из горла и подкинул его вверх к потолку.
— Ведьме уж давно капец,
А эгрегор молодец!
Он Андрея слушает,
Крюк Лидуни скушает.
Крюк до потолка не долетел, дрогнул, засветившись голубым, и растаял в воздухе. А потом толпа в зале встала и захлопала в ладоши. Шквал аплодисментов и улюлюканье нарастали, становясь невероятно громкими, и я проснулся. Посмотрел на потолок, убедился, что мандалы не светятся.
