– Ей всего пятнадцать семилуний, – сказала одна трофеечка, падая в ноги Баэсту.
– Возьмите нас, кэр, – сказала вторая, красивая рыжеволосая номасийка, слегка похожая на Аделлу. – Делайте всё, что пожелаете, Убейте, если надо…
– Я и так сделаю всё, что пожелаю. А убьют вас в нашей доблестной армии. Убьют любовью, ха-ха!
Баэст потащил девушку в коридор. Чепчик слетел с её головы, по плечам разлилась волна белых блестящих волос.
– О-о-о, – простонал Баэст и заторопился: – Ну, енавец, выбрал? Надо ещё с трактирщиком насчёт комнат договориться.
Я дал руку номасийке. Наши взгляды встретились. Немного помедлив, приняла руку и поднялась. Арбалетчик выпроводил нас из арестантского экипажа.
Мы словно выплыли из сладкого душного омута.
– Через четыре витка мы отъезжаем, – предупредил арбалетчик. – Так что не тяните. И помните, без пыток. По крайне мере без тех, что оставят следы на теле.
На улице темно, как ночью на Земле.
Происходило одно из многочисленных голдиварских затмений: Грювштен (Надгробие) заслонила солнце. Но и в темноте было видно, что на углу трактира возле бочки выстроилась очередь из мужчин. Клали деньги и отходили к арестантскому экипажу, предвкушая развлечения.
Первомаг – самое древнее зло? Люди – вот самое древнее зло.
4
Я продолжал играть роль богача: не торгуясь, расплатился за две комнаты. Купил несколько бутылок ягодно-зернового дрикка «Весёлый крипдер». Слуга поставил бутылки на поднос и побежал впереди нас по лестнице на второй этаж.
Хозяин трактира снял с доски ключи и поклонился:
– После вас, достопочтимые кэры.
Мы поднялись по лестнице и двинулись по коридору второго этажа.
Баэст прижимал к себе форвиррку. Лапал её то за грудь, то сзади, то совсем по-идиотски наматывал её волосы на кулак и дёргал. Девушка только вскрикивала, едва шагая. На ней были туфли на высоком каблуке, к которым она явно не привыкла. Стопы постоянно подламывались. Девушка не падала только от того, что Баэст крепко её держал.
Она уже не тараторила на своём языке, а лишь изредка оборачивалась на номасийку, шагавшую рядом со мной. Та что-то говорила ей утешающее на форвиррском.
– Постельное бельё и полотенцы чистые, – говорил трактирщик. – За битьё посуды – штраф от одного до трёх пеньгенов, в зависмости от вида посуды. За порчу мебели штраф до пяти пеньгенов, в зависимости от вида мебели. Туалетная комната в конце коридора. В самом номере есть рукомойник и бочка воды. Она – бесплатная. Потом, эта, старайтесь не запачкать обои. За кровь и семя, попавшие на стены, отдельный штраф – до десяти пеньгенов.
– Десятка! – воскликнул Баэст. – Однако… Эй, енавец, есть сотня? Не обещаю, что не забрызгаю чем-нибудь… с такой-то милашкой.
– Делай, что хочешь дружище, – преувеличенно пьяно пообещал я. – Всё будет оплачено.
Баэст уже воспринимал меня за простофилю, готового платить, не считая. Поразительно, как хорошо знал Драген человеческие характеры, предсказывая, что именно так я войду в доверие к незнакомцу.
Хозяин отпер двери, пропуская в комнату меня и номасийку. Потом открыл соседнюю дверь. Получалось, что Баэст был за стеной моей комнаты.
Слуга поставил на стол бутылку. Достал из шкафа посуду:
– Желаете поужинать? Сегодня в меню жареный хорт с гарниром из риса.
В очередной раз подумал, на каком основании языковой рулль не переводил «хорта», но переводил «рис»? Возможно, это как-то завязано на совпадениях образов в моей памяти или сходстве голдиварского риса с земным?
Восприняв мою задумчивость, как затруднение, слуга продолжил:
– Вместо хорта можем предложить рыбу из озера Омган или…
– Ничего не надо, спасибо.
Слуга закрыл дверь и поспешил к Баэсту. Через стену было слышно, как мой спутник заказал и мясо, и рыбу, и рис и бог знает что ещё:
– Счёт отправьте моему другу, Матвею!
Номасийка села на диван:
– Ты не пьян. И ты не его друг.
– К-к-кто тебе сказал, – спохватился я. – С-сейчас выпью и начнём веселье.
– Не начнём. Не притворяйся. Ты не как он. Впрочем, раз тебе это важно…
Трофеечка закрыла лицо руками и содрогнулась:
– Бедная девочка… бедные мы все… Ах, если бы не грех самоубийства, я бы давно разбила голову о стену.
Аделла Лью была единственной номасийкой, которую я встречал, поэтому сложилось впечатление, что все женщины её народа сильные и бесстрашные. Оказалось, что нет.
Я сел рядом и погладил её по плечу:
– Иногда грех самоубийства – единственный выход.
– Но Триединая церковь…
– В нашем мире церковники тоже заклеймили самоубийство грехом. Но они заботились не о нашей душе, а своём благополучии. Как рачительные хозяева, они следили за поголовьем паствы. Каждый самоубийца – это минус в церковную казну. Клерикалам выгодно, чтобы отчаявшиеся люди шли к ним.
Номасийка перестала плакать:
– Странные ты вещи говоришь.
– Загадочная енавская душа.
– Кстати, меня и тут не обманешь. Ты не из Енавского Княжества.
Конечно, я не стал рассказывать ей кто я и откуда.
– Унеси тебя табун, какая проницательная. Давай, лучше решим, что делать.
– Я в твоей власти. Делай что хочешь. Я безвольная трофеечка.
– Только не надо давить на жалость. Разве ваши войска не захватывают таких же трофеечек в Химмельблю? Разве не возят за своей армией публичные дома с рабынями-проститутками?
– Гофратцы – да. А мы, номасийцы, нет. – Девушка запнулась. Пересилив себя, призналась: – Наши сразу всех убивают. При захвате деревни, маги проводят через неё «Стену Огня». Он уничтожает человеческую плоть, оставляя нетронутыми постройки и животных. Насилие над женщинами считается у нас грязным поступком.
– Какие идейные гуманисты.
– Был бы ты на моём месте, согласился бы, что лучше умереть.
Во время беседы я прислушивался к шорохам и голосам за стеной. Мне предстоял тяжёлый выбор.
Здравый смысл утверждал, что всё должно идти своим чередом. Я не должен выходить из роли богатенького бездельника, пока мы не доедем до Скервара, где находился один из информаторов Драгена, который подтвердил бы, что Баэст тот, кого мы ищем. Или опроверг. До тех пор, я должен не выпускать его из виду.
Я и без информатора уверен – Баэст тот самый шпион, что возглавлял отряд диверсантов, захвативший Бленду. Совпадало не только описание: усы, возраст, должность, само поведение шпиона усиливало мою уверенность.
Здравый смысл убеждал: соберись с духом, сделай вид, что не слышишь возни за стеной. Не слышишь нарастающий гневный голос Баэста:
