– Нет, не с королём, а с писателем, скандально известным матершинником и бабником, Эдуардом Лимоновым. Разумеется, вы слышали о таком и, вероятно, что-то читали.
«Воспитанная баба, ничего не скажешь. Взяла и ответила за меня, чтобы не обидеть. Один у неё только минус – выпить любит, да и на передок, думаю, слаба – не стала бы сама лезть знакомиться»
– Честно говоря, не припомню, что именно, хотя имя на слуху, и читал кое-что о нём,– извернулся Иван, не понимая даже, почему так ловко у него это получилось. Он всегда был простым и прямолинейным человеком и сам не любил изворотливых. Именно поэтому, его «карьера» не двинулась дальше «должности» грузчика.
– Да, о нём много писали, особенно в жёлтой прессе…
Иван понял, если беседа будет и дальше продолжаться в том же духе, то он рискует оскандалиться, проявив себя малообразованным и совершенно неинтеллигентным человеком. Поэтому предложил ещё пива своей соседке.
– Я, в принципе, не против, боюсь только, что вы примете меня за алкоголичку…
– Ну что вы! – запротестовал Иван. – И в мыслях не было!
– Может быть, лучше чего-нибудь покрепче? Только возьмём с собой, а выпьем… Ну, скажем, у меня дома, или у вас…
«Начинается! Может, ещё Юльку позвать? Ну, даёт соседка! Ну, съёмщица ещё та! Куда мир катится! Бабы за мужиками ухлёстывают. Чего-то я в теперешней жизни недопонимаю. И чему удивляться, дальше лавочки возле подъезда уже лет семь, как не ухожу, а о жизни скоро буду судить по дурацким сериалам»
– Я вижу, у вас неудобно. Ой, простите, вы, наверное, женаты, а я тут со своими предложениями…
Иван лаконично ответил:
– Неудобно. Женат. Но предложение стоящее. И вы тоже.
Тоня сначала засмеялась, а потом сказала вполне серьёзно:
– И вы. Пойдёмте.
– А заказ? Минуту…
Иван жестом подозвал бармена:
– Бутылку…э-э-э…
Тоня продолжила за него:
– Серёж, бутылку «Хортицы», закуску сооруди… на своё усмотрение.
Бармен кивнул и ушёл в подсобку.
––
Поднимаясь на четвёртый этаж, он испытал странное чувство, потому как пришлось ему пройти мимо собственной двери (он жил на третьем). Как только Тоня закрыла за ними дверь, события стали развиваться с пугающей быстротой. Соседка набросилась на Ивана, как будто бы она провела большую часть своей ещё молодой жизни, в женском монастыре. «Причём, строгого режима, если, конечно, таковые бывают»,– подумал он, поражаясь той сноровке, с которой его раздевала соседка. Примерно через полчаса после совокупления с особым остервенением, Тонька свалилась замертво на пол.
«Ну, молодёжь… Нет, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой, так нет же, всё бегом, словно, на пожар. Да какой там пожар – как на тонущем корабле. Нет, чтобы выпить, закусить, поговорить по душам о чём-либо приятном… Бестолочь… Сплошная физиология,– Иван Порфирьевич напугался незнакомому слову. – Видать, не только со здоровьем у меня перемены произошли, а и с образованием».
Тем временем Тоня мало-помалу стала приходить в себя. Застонав сладостно, она спросила:
– Выпьем по чуть-чуть, бандюга развратный? Маньяк ты мой любимый…
«Это я-то маньяк? Не фига себе… Та ещё мадам… Линять надо отсюда… По одной, да по домам»
– Давай, Антонина батьковна…
– Сам дурак,– она шутливо погрозила пальцем и снова полезла целоваться…
––
Домой идти не хотелось. Иван снова вышел на улицу, бросил полупрезрительный взгляд в сторону игроков в домино. Они его, разумеется, не узнали.
«Оно и к лучшему. Меня эта дурацкая игра достала давно, как все мои болезни. Куда бы ещё сходить?»
Иван призадумался. Сегодня просто «боевой» день. Такое в молодости-то не всегда случалось, чтоб крепко выпить, да ещё с двумя бабами… Чудеса в решете, да и только. И с чего всё это на него свалилось, благодать такая? Это после стольких лет физических страданий, диет, гор лекарств, огромного количества койко-часов, с их процедурами, капельницами, клизмами, глотанием «кишки» и всего прочего? Какой-то сердобольный ангел, а то и сам всевышний пожалел его, преподнеся такой подарок? Господи, неужели все эти ежедневные муки надолго позади?
Иван решил так: зарываться и гневить бога не надо. Нужно завязывать с праздным образом жизни, вести здоровый. Выпивать только по праздникам, и только в меру. И не по всем праздникам. Он, задрав кверху голову, словно пытаясь там, на небе, увидеть ответ на свой вопрос… Так, значит: Новый Год – раз, двадцать третье февраля – святое дело – два, восьмое марта, конечно же,– три, первое мая – четыре, девятое – пять…
– Эй, мужик, закурить не будет?
Иван, что называется, спустился с небес на землю. Перед ним стояло пятеро подростков-переростков, с наглыми, ухмыляющимися рожами. По всей видимости, им не так хотелось курить, как показать свою удаль.
– Слышь, мужик, ты что, глухой, или от страха онемел?
Один из подростков, явный лидер, по натуре своей, усмехнувшись, задал второй вопрос.
– Я, внучек, курить давно бросил, не до курева, откурил я своё, да и тебе не советую, поберёг бы здоровье, его ведь не купишь ни за какие деньги…
Парни переглянулись. Их возмутили две вещи: то, что их лидера назвали внучком, и то, что им, бывалым и умудренным жизнью мужикам, дают какие-то почти оскорбительные советы.
– Ты что, мужик, рамсы попутал, или здоровья дохрена? Бурый сильно, или глупый?
– Я-то? – Иван сделал вид, что призадумался, чтобы дать вразумительный ответ на всю серию вопросов одновременно.
«Насчёт внучат они правы, тут я маху, как говориться дал. Мне ведь на вид всего тридцать пять, не более. А во всём остальном… А ведь здоровьем-то бог не обидел меня. Чего я должен что-то этим выродкам объяснять?»
Иван подошёл поближе к предводителю наглых тинэйджеров, и без замаха, нанёс ему короткий удар в грудь. Тот, не ожидая подобного вероломства, не успев среагировать, упал на спину, во весь свой ставосьмидесятишести сантиметровый рост, что привело в замешательство его приятелей. Не давая им опомниться, Иван ударил следующего в челюсть, после чего, подросток также оказался в лежачем положении. Третьего Иван резко развернул к себе спиной и с чувством пнул под зад всей ступнёй. Тот, взвизгнув от обиды и боли, упал на землю. Четвёртый и пятый, переглянувшись, без лишних слов бросились наутёк.
– Ну, что мальцы, накурились? Говорил же вам – а дедушка зря говорить, не станет – не курите, потому, что это не просто баловство, а угробление здоровья…
Кряхтя и постанывая, трое курцов-неудачников, пытались подняться на ноги.
– Вы б не торопились, мальцы, я ведь и добавить могу, за мной не заржавеет! Извиниться бы надо перед дядей Ваней, а то как-то не по-людски получается!
