У каждого шрама имелось своё имя: Алая, Мира, Элоиза, Дорина – это всё были женщины, из-за которых он дрался на дуэлях. Шрамы покрывали даже спину: один, особенно страшный, Рикус получил, уже спрыгнув с балкона, когда разъяренный отец девушки бросил кинжал ему в спину.
А теперь я и сам, благодаря суровому методу обучения, взятому на вооружение моим наставником, стал быстро обзаводиться рубцами.
И снова пережил дежавю. Спустя несколько месяцев тренировок Рикус, как когда-то целитель, не признавший моих успехов в следовании по пути предков, вынес мне как фехтовальщику следующий приговор:
– Ты мёртв, мёртв, мёртв! Может, тебе и удастся разрубить пополам быка или прикончить эльфа, связанного и брошенного на землю, но ты слишком медлителен и неловок, чтобы выстоять против хорошего бойца. – Тут в его глазах мелькнула хитрая искорка, которую я наблюдал, когда Рикус собирался отбить чужую даму или приударить за незнакомкой. – Раз уж тебе не под силу защищать свою жизнь с помощью навыков аристократа, ты должен освоить, по крайней мере, умение «ловкой свиньи».
– Но я хочу стать аристократом!
– Мёртвым аристократом? Или живой свиньёй?
И я смирился. В конце концов, я ведь ещё совсем недавно был презренным полукровкой.
– Свиньёй так свиньёй. Покажи, как это делается.
– У тебя одинаково сил и умений – или отсутствие умений – как в левой руке, так и в правой. Большинство людей учатся использовать для боя только правую руку, но ты можешь драться и левой рукой. Но тебе следует понять, что если ты просто выйдешь против опытного фехтовальщика со шпагой в левой руке, это ещё не даст тебе существенного преимущества, тут особенно важен эффект неожиданности. Всегда нападай первым, – внушал он мне. – Я не имею в виду, что надо вечно задираться и самому затевать поединки, но если дело дошло до драки, необходимо атаковать, вынудив противника к глухой обороне. Победа почти всегда остаётся за нападающим, – наставлял меня Рикус. – Именно тот, кто наносит удар первым, чаще всего и оказывается тем, кто остаётся в живых, чтобы драться снова. Впрочем, зачем я тебе об этом рассказываю?.. Я научу тебя приёму, которым ты сможешь воспользоваться в момент отчаяния, когда поймёшь, что противник вот-вот изрубит тебя на куски и ты истечёшь кровью. Итак, ты начнёшь поединок с мечом в правой руке и кинжалом в левой, а когда окажешься вне круга, то неожиданно бросишь кинжал и, возвращаясь в круг, перекинешь клинок в левую руку. Это очень опасный момент, ибо на какой-то миг ты останешься без прикрытия, и противник вонзит клинок тебе в сердце, если ты не отклонишь этот удар.
– А как мне отклонить его?
– При помощи щита.
– Какого ещё щита?
Рикус засучил рукав и показал мне тонкую бронзовую пластинку, прикреплённую ремешком к предплечью.
– Ты воспользуешься «бронированной рукой», чтобы отбить вражеский клинок.
Разумеется, использовать тайком в поединке доспехи было в высшей степени бесчестно. Да и вероломная смена руки в ходе схватки никак не украшала аристократа. Но я решил, что лучше уж быть живой свиньёй, чем благородным мертвецом.
Так я учился, но пришло время вернуться к другим воспоминаниям.
Когда я в первый раз увидел жену господина Фируза, госпожу Линию, она выходила из кареты, в которой приехала в поместье. Зрелище было просто восхитительное. Порхание дорогих шелков и шелест нижних юбок; корсаж из атласа, расшитый драгоценными камнями; на её шее сверкала нитка жемчуга; жемчужные браслеты украшали тонкие изящные запястья. Рыжие вьющиеся волосы ниспадали на плечи.
Я встречал красивых женщин и раньше – ярких полукровок на улицах Ролона, прекрасных зеленоглазых эльфиек из захолустных деревень, но ни одна из имперских женщин, которых я видел, не могла сравниться с этой сармийкой. Возможно, секрет заключался в цвете её волос…
Я тогда стоял рядом с господином Фирузом, помогавшим супруге выйти из кареты, буквально разинув от изумления рот. Наверное, не расстели слуга ковёр на пыльной земле, чтобы защитить туфельки госпожи, я сам кинулся бы на землю, ей под ноги. А уж когда на меня пахнуло изысканными духами, тут моя голова закружилась, и я чуть не потерял сознание.
Мы с Рикусом стояли, одетые в лучшие наши наряды, положив руки на эфесы шпаг, вытянувшись в струнку, словно почётная стража королевы. Господин Фируз взял супругу под руку и, прежде чем увести её в дом, остановился перед нами.
– Позволь, дорогая, представить тебе моего юного племянника Амадеуса и моего помощника Рикуса Рувина де Ризода.
Синие глаза Линии внимательно осмотрели Рикуса и меня, после чего она обернулась к мужу и заявила:
– Ещё один бедный родственник-нахлебник, которого нужно кормить и от которого придётся прятать столовое серебро.
Так состоялось моё знакомство с госпожой Линией.
До этого, с тех самых пор, как я прибыл сюда, и всё время, когда я пытался преобразиться в аристократа, усадебный дом был для меня оазисом безмятежного спокойствия. Хотя господин Фируз и нагружал меня учёбой, а Рикус за неловкость частенько награждал пинками и оскорблениями, я хорошо питался, спал в настоящей постели и каждую ночь просил моего Всевышнего не отсылать меня обратно на улицы Ролона, в эльфийские леса или на виселицу.
С приездом Линии дом перестал быть благословенным оазисом и оказался в зоне урагана. Эта женщина была в центре всего: требовательная и раздражительная по отношению к слугам, вкрадчивая по отношению к господину Фирузу, грубая с сестрой мужа, его племянницей и «племянником» и пышущая неприкрытой злобой к Рикусу. К последнему она относилась так, словно гость в любой момент мог сбежать, прихватив её драгоценности, и называла его не по имени, а не иначе как «этот головорез».
Вскоре мы выяснили, что госпожа Линия приехала не просто повидаться с супругом. Случайно подслушав их разговор в библиотеке, я узнал, что жена господина Фируза здорово превысила расходы на содержание их городского дома в Ролоне: за несколько месяцев она потратила сумму, предназначавшуюся на целый год, поскольку купалась в роскоши и содержала целую армию слуг, и теперь требовала денег. Наш господин страшно разозлился, потому что средства Линия хотела получить отнюдь не малые. Она заявила господину Фирузу, что деньги якобы украдены, но когда он стал расспрашивать её, призналась, что не сообщала об этой пропаже ни королю, ни кому-либо ещё.
На четвёртый день пребывания Линии я нечаянно увидел её скрытую красоту. Зайдя в переднюю перед спальней господина Фируза за оставленной там книгой, я наткнулся на госпожу, принимавшую ванну. Я замер на месте, а Линия, не потрудившись даже прикрыть свою обнажённую грудь, подняла на меня глаза.
– Ты вообще-то красивый юноша, – спокойно сказала она, – но тебе нужно сбрить эту вульгарную бороду.
«Эх-хе-хе, – произнёс я про себя, хотел ещё о чём-то подумать, но не подумал. Я бежал оттуда в ужасе: – Она супруга моего благодетеля, и я должен его уважать и не сметь смотреть на неё с вожделением!»
