Кроме того, я попал на заметку к надсмотрщику. Все эти мои отлучки приводили к участившимся опозданиям, и хотя в шахте я относился к числу самых крепких, лучше других справляющихся с работой каторжников, Рувилл терпеть не мог опозданий.
Когда я в последний раз появился позже положенного, он ударил меня по голове рукояткой плети, да так, что у меня в ушах зазвенело, и заявил:
– Ты мне надоел, и я решил тебе преподать урок. Сегодня тебя выпорют у столба, что сами ловцы, с которыми ты имел дело, покажутся тебе милосердными родителями. Ручаюсь, после этого ты навсегда забудешь об опозданиях, если, конечно, выживешь.
Для меня это значило одно: судьба решила за меня – или сегодня, или никогда…
Остаток смены Рувилл не выпускал меня из виду – куда бы я ни шёл, что бы ни делал, следовал за мной, словно тень. А когда время смены истекло, лично повёл меня назад, придерживая за локоть.
Как только мы поравнялись с моим заброшенным туннелем, я остановился и повернулся к надсмотрщику.
– Осмелюсь попросить вас об одном одолжении, – сказал я как можно более жалобным тоном, униженно опустив глаза.
Мне нужно было удостовериться, что мы одни. Вообще-то Рувилл всегда покидал шахту последним, и сейчас он непроизвольно огляделся, высматривая отставших. Но последний перед нами в колонне работников уже исчез за поворотом. Мы остались вдвоём.
– Ты не имеешь права ни о чём просить, грязь! – прошипел надсмотрщик, снова хватаясь за плеть.
Наконец-то уроки фехтования, которые давал мне Рикус, принесли плоды. Я отбил удар двуручным рудничным молотом, железное навершие которого расквасило Рувиллу нос. Схватил надсмотрщика за горло и, затащив в заброшенный туннель, шмякнул здоровяка о стену.
– Сдохни, животное! Сдохни! – прокричал я, и, схватив молот двумя руками, нанёс Рувиллу удар в висок.
Он умер мгновенно – лёгкая смерть, незаслуженно милосердная. Этот надсмотрщик отправил на тот свет многих людей, заставляя их пострадать перед смертью. Но у меня ни на что более жестокое не было ни времени, ни сил… даже не было выбора! И теперь мне надо взорвать гору – и будь что будет. Иначе мне предстоит умереть мучительной смертью.
Я торопливо запихал в трещину остаток спрятанного чёрного пороха и вставил запал. Чуть ниже в туннеле находилась печь. В ней поддерживался огонь, от которого мы зажигали головни, чтобы воспламенять заряды. Я помчался туда – нужно было успеть проделать всё до начала следующей смены.
Возле печи находилась клеть с факелами – палками, обмазанными на концах смолой. Схватив один из них, я сунул его в очаг, и тут меня окликнул стражник:
– Эй, каторжный! Ты что там делаешь? Где Рувилл?!
– Почему ты не со своей сменой? – подхватил второй стражник.
В тот же миг по глазам ударила надпись-предупреждение о неминуемой смерти, и я, не удостоив их ответом, со всей скоростью, на какую только был способен, припустил к своей трещине, чтобы зажечь от факела запал. Хуже всего, я понятия не имел, сработает ли он, всего лишь дважды вымоченный в моче с чёрным порохом, а если и сработает, то какова скорость его горения?..
Запал мог полностью прогореть за пять секунд. Мог погаснуть, не догорев. Возможности испытать его заранее мне так и не представилось.
Так или иначе, прикрыв горящий факел ладошкой, я сумел зажечь запал как раз в тот миг, когда оба стражника вбежали в туннель, размахивая тесаками.
И снова наставления Рикуса спасли мне жизнь. Когда первый стражник, тощий имперец с чёрным ёжиком волос на большой голове, бросился вперёд, целя мне в горло, я, успев встать в защитную позицию фехтовальщика, уклонился от выпада. Стражник, двигаясь по инерции и потеряв равновесие, налетел на меня и перекрыл пространство для нападения своему напарнику. Столкнувшись с имперцем, я нанёс ему два удара одновременно: ткнул кулаком в кадык и молотом раздробил бедро. Он вскрикнул и обмяк у меня в руках.
Прикрываясь телом первого стражника как щитом от атак его напарника, я старался поднять с пола оброненный им клинок, а когда мне это в конце концов удалось, бросил искалеченного стражника на пол и схватился с его товарищем, держа тесак в одной руке и молот в другой.
Рикус учил меня, что когда ведёшь поединок с рапирой и кинжалом, то кинжал можно использовать в качестве колющего оружия. Иными словами, отвлекая противника рапирой, ты пронзаешь его кинжалом.
Конечно, тесак не рапира, а уж молот всяко не кинжал, но стратегия боя двумя руками оставалась той же. Особенно в сочетании с мудрым изречением, которое я тоже почерпнул от своего друга: лучшая защита – нападение.
Позабыв об усталости, я налетел на противника, как ураган, с высоко занесённым молотом в левой руке и сверкающим, пребывающим в непрерывном движении, то рубящим, то колющим воздух, тесаком в правой.
Обнаружив, что он столкнулся с вооружённым безумцем, стражник повернулся и пустился бежать. А я, действительно обезумев от ярости и жажды крови, погнался за ним.
Как ни странно, именно это и спасло мне жизнь.
Прогремел взрыв, завалив меня и имперца под небольшой горой каменных обломков. Когда я с трудом, нетвёрдо держась на ногах, выбрался из-под них, то услышал доносившиеся с верхнего конца шахты голоса. Сейчас сюда в сопровождении стражи спустится следующая смена. Они расчистят завал и выяснят, что здесь случилось.
Но не напрасно же я убил надсмотрщика, расправился с двумя стражниками и взорвал половину шахты?! Всё это было сделано ради побега, а значит, надо бежать.
Спотыкаясь о камни, я вернулся к заброшенному туннелю. Там, разумеется, тоже произошёл обвал, и его завалило почти доверху. Но тем не менее сквозь все эти обломки и крошево снаружи пробивался свет!
Я вскарабкался на кучу обломков и руками и с помощью молота стал проделывать лаз. Времени было в обрез: наверху всё громче звучали крики, каверна содрогалась, продолжая осыпаться. Очень скоро стража уже окажется здесь или произойдёт новый обвал.
Когда я протиснулся через завал, на мне не оставалась живого места – сплошные ссадины и ушибы. У меня ослабли ноги, когда я увидел, что путь наружу преграждает скальный выступ, за которым сквозь тонкую щель был виден свет. Протиснуться в неё было невозможно, расширить руками, хоть я и налегал изо всех сил, не удалось. Оставалось одно – снова прибегнуть к молоту. Грохот ударов отдавался таким эхом, что разбудил бы и мертвеца. Крики людей звучали всё громче и ближе. Наконец я обрушил каменную перегородку и рванул в проход, но именно в этот миг кто-то схватил меня сзади за обутую в сандалию ступню, дёрнул назад и перехватил за голень. Я повернулся, чтобы разбить ему череп молотом, но человек заорал:
– Я с тобой!
– Ну так пошли, – выдохнул я. – Вот только не знаю, куда мы попадём, возможно, прямиком во Тьму.
Когда я добрался до края щели и высунул голову наружу, яркий дневной свет с непривычки ослепил меня, пришлось прикрыть глаза ладонью. Времени привыкать не было, следовало поскорее выбираться, пока стража не схватила нас обоих.
