Я расстался с де Пуленом и пообещал нанести ему визит через два дня. На душе почему-то скребли кошки. Я вспомнил об Элоизе, представил, что она обо мне думает…
Когда я вернулся на постоялый двор, трактирщик сообщил мне ошеломляющую новость:
– Прибыл ваш брат, господин Пасиль. Он дожидается вас наверху, в вашей комнате.
Я поблагодарил трактирщика и стал подниматься по лестнице, хотя меня так и подмывало развернуться и пуститься наутёк. Какой брат меня мог дожидаться?!
В коридоре верхнего этажа я обнажил шпагу. Охоты проливать кровь совершенно постороннего человека у меня не было ни малейшей, но другого выхода я не видел. Не прикончу «братца», меня возьмут в оборот или пройдохи вроде графа Трибо, либо ловцы, либо королевские солдаты. Что-то пошло не так, случилось то, чего я не учёл или не предвидел.
Я собрался с духом, сделал глубокий вдох и с клинком наготове ворвался в свою комнату.
Одноглазый мужчина поднял на меня взгляд с постели, на которой он пребывал в компании баклаги вина и какой-то шлюхи.
– Эй, бастард, убери-ка шпагу. Разве я не твердил тебе много раз, что фехтуешь ты не лучше покойника?
Рикус отослал проститутку, а я уселся в кресло, закинув ноги на задник кровати, в то время как мой гость блаженствовал на подушках. Его левая глазница была скрыта под чёрной нашлёпкой, при виде которой я покачал головой.
– И как зовут эту кралю, братец? Мадлен? Рилия? Аулина?
– Называй её скромно – герцогиня.
– Ага, стало быть, герцог, вернувшись с войны, застал тебя в постели со своей супругой. Полагаю, кузиной императрицы, никак не меньше.
– Бери выше, кузиной самого Тёмного. Только представь, она сама отправила герцогу донос – у них, видишь ли, наметилось охлаждение, и ей пришло в голову, что ревность вернёт супруга в её объятия.
– Ясно. А что, глаз у тебя сильно болит? – спросил я сочувственно.
– Глаз? Да совсем не болит. – Рикус приподнял повязку и показал красную пустую глазницу. – Ну как, скажи мне, может болеть то, чего больше нету?
– Поединок на шпагах?
– Нет, всё было далеко не столь благородно. Слуги держали меня, а герцог лупил. Выбил мне глаз и, поверь, выбил бы второй, но я вырвался и удрал.
– И ты не перерезал ему глотку или хотя бы тоже не выколол глаз?
– Нет, глотка герцога цела, и оба глаза на месте. Но мочится он теперь через соломинку.
– Хорошая работа. А как тебе удалось изувечить герцога и остаться в живых?
Рикус усмехнулся.
– В таком деле главное – побыстрее двигаться. Я нанял толкового слугу, который покинул Ренивьеду за неделю до моей мести и оплатил на всех почтовых станциях по пути следования в Калион сменных коней для экипажа господина Рикуса. Я, мой друг, ехал почти не останавливаясь, но когда услышал о гладко выбритом мужчине со шрамом на щеке, отважно спасшем от разбойников красавицу, то сразу подумал: ну кто это ещё может быть, кроме моего старого друга? Ну где вы найдёте другого такого дурака, который, вместо того чтобы присоединиться к грабителям, полезет с ними в драку?
…Я рассказал Рикусу о своей задумке, но мой товарищ только поморщился.
…В тот день случилось ещё одно событие, объяснения которому я не смог найти: королевский посыльный доставил нам приглашение во дворец на бал.
В Ренивьеде мне доводилось участвовать в разгульных пирушках актёров, но вот гостем аристократического бала предстояло стать впервые. У ворот дворца нас приветствовали разодетые в пышные мундиры офицеры дворцовой стражи, поспешно выступившие вперёд и сопроводившие нас к дверям. Там мы были переданы на попечение королевским распорядителям и препровождены в бальную залу.
Правда, на глазную повязку и красный наряд Рикуса распорядители поглядывали косо, тем паче броские шелка не смогли скрыть его повадок головореза. Полагаю, не будь он со мной, почётным гостем, они сочли бы своим долгом позвать начальника стражи и спросить, следует ли допускать в благородное собрание столь сомнительную персону.
Путь в бальную залу пролегал через холл с огромными зеркалами, в которых отражался не только свет бесчисленных канделябров и факелов, но и сверкающее шитьё мундиров выстроившейся вдоль стен почётной стражи.
В конце холла за высокими дверьми находилась огромная трёхъярусная бальная зала, которая, как и холл, была ярко освещена множеством свечей и факелов.
Стены и потолок, канделябры, лепнина – всё вокруг сияло серебром и позолотой, и, признаюсь, в первое мгновение всё это великолепие ошеломило меня. Мне было не просто сохранить маску высокомерного безразличия, подобающую имперскому аристократу.
Несколько сот человек прогуливались по зале, беседуя и потягивая напитки, и, когда я появился на вершине широкой мраморной лестницы, все взоры обратились ко мне. Я почувствовал, как сильно колотится моё сердце. Сам король подошёл ко мне и с величественным жестом провозгласил:
– Позвольте представить вам графа Пасиля из Вистены, героя Калиона.
Толпа гостей расступилась, открыв посредине проход. Грянул оркестр. Король взял меня под руку и повёл вниз по ступеням. Мне пришлось шествовать, будучи в центре всеобщего внимания.
А ведь здесь было немало тех, кто мог бы меня узнать. Многих я когда-то грабил на дороге в Ильму или Клих…
Жизнь идёт кругами, и, внимая сейчас аплодисментам собравшихся, я испытывал жутковатое ощущение: на какой-то миг мне показалось, что все на этом балу собрались, чтобы разоблачить меня перед женщиной, которую я люблю.
Я напряжённо спускался по ступеням, с застывшей улыбкой на лице и сумбуром в мыслях. Из-за того, что я шёл под руку с господином Дуло Риглодом, движение замедлялось, а когда мой взгляд выхватил из толпы знакомую фигуру, я едва не споткнулся.
Линия!
Потом мой глаз уловил вспышку красного: Рикус выскользнул из помещения, оставив меня один на один с врагами.
Борясь с побуждением пуститься наутёк, я двинулся по проходу, улыбаясь и кивая людям по обе стороны от себя и понимая, что всё это добром не кончится. Я это просто своей селезёнкой чувствовал. Линия находилась в дальнем конце импровизированного прохода, но, когда я дойду до неё, случится скандал. Только такой авантюрист, как Рикус, мог надеяться, будто без бороды ей меня не узнать. Это просто смешно. Мы встретимся с Линией глазами, она удержит мой взгляд, прищурится, поднеся к лицу свой роскошный веер, в её взоре промелькнет любопытство, потом узнавание и наконец ужас. И раздастся крик.
Даже мой друг Рикус, видевший тысячу жарких схваток, с Линией предпочёл не встречаться.
А потом я увидел Элоизу. Улыбаясь, она стояла рядом с Лафетом. Хотя его лицо внешне было абсолютно беспристрастным, не требовалось быть волшебником, чтобы проникнуть в его мысли. Когда раздастся вопль Линии и все гости бросятся на меня, он будет первым, кто обнажит кинжал.
