На долю мгновения мы застыли один подле другого, а потом я выбросил сквозь прутья свободную руку и ударил растопыренными пальцами его по глазам.
Лафет отскочил и, часто моргая, таращился на меня в крайнем изумлении. Я снова усмехнулся, расстегнул рубаху и показал ему широкий кожаный пояс, который всегда носил на себе с запасом золота и в который пришёлся удар его кинжала. Золото из него вытряхнули мои пленители, но, видимо, в благодарность позволили остаться с поясом.
После ухода братца я погрузился в размышления о том, что мне стало известно благодаря его обмолвке. Это позволяло взглянуть на все хитросплетения, загадки и тайны, относящиеся к моему прошлому, совсем по-другому. Хотя волею судьбы мальчику, чьё тело я занял, пришлось-таки умереть, а мне большую часть этой жизни провести во лжи, я и представить себе не мог, что сам являюсь жертвой грандиозного и невероятно жестокого обмана: так вот в чём заключалась тайна «моего» рождения!
Правда, уже спустя несколько часов я перестал думать об этом. Ведь ничего это знание не изменило. Дни в королевской тюрьме тянулись медленно. Я гнил заживо в ожидании казни и, признаться, даже хотел наконец умереть.
Через несколько дней после того, как Лафет попытался меня убить, ко мне снова явились посетители. Поначалу, увидев у решётки две фигуры в рясах и капюшонах, я решил, что ко мне наведались ловцы. Полагая, что это сулит лишь новые пытки, я даже не поднялся со своей каменной скамьи, прикидывая, как бы наброситься на них самому и нанести обоим как можно больший ущерб, прежде чем в камеру ворвётся стража.
Несколько мгновений посетители стояли молча.
– Амадеус, – прозвучало из-под капюшона.
Эти слова произнёс голос ангела. Моего ангела!
– Элоиза!
Я вскочил со скамьи и бросился к решётке. Наши пальцы сплелись.
– Да, это я, – сказала она. – Сколько же несчастий я принесла в твою жизнь.
– Ты тут ни при чём, все эти беды – мои собственные. Жаль только, что всё так обернулось.
– Амадеус, – прозвучал другой голос.
Я отшатнулся, ожидая нового удара кинжалом.
– Ты что, явился убить меня сам, раз это не удалось твоему сыну? – спросил я отца.
– Я пришёл вместе с Элоизой, чтобы помочь этому сыну спастись. Мне известно, что пытался сделать Лафет. Он сам признался, что потерпел неудачу, однако высказал твёрдое намерение довести дело до конца. В таких местах, как это, не трудно нанять убийцу.
– Убийство всяко обойдётся дешевле моего спасения. Причём, возможно, никто даже не будет наказан: какая разница, если меня так и так ждёт смерть? Но вот за исчезновение узника тюремщиков ждёт суровое наказание, а без посторонней помощи отсюда не удрать…
– У нас есть план, – заявил маркиз.
– Похоже, требуется не план, а скорее чудо, – возразил я.
Элоиза снова взяла мои руки в свои.
– Да, у нас есть план…
Мы все сблизили головы, и заговорщики шёпотом изложили мне свой замысел. И, конечно же, в нём не обошлось без моего друга Рикуса.
Отец извлёк из жилетного кармана маленькие песочные часы и пояснил:
– У Рикуса точно такие же, чтобы мы могли действовать одновременно. Как только верхняя колба опустеет, он начнёт бросать дымовые бомбы.
– Так она уже почти пуста, – ахнул я.
– Естественно. Так что готовься – спустя несколько мгновений ты уберёшься отсюда в накидке Элоизы. Держи голову опущенной. Там есть носовой платок – прижимай его ко рту и носу. Да, и потри им физиономию. Элоиза насыпала в него уголь, так что лицо у тебя почернеет, словно от копоти. Всё будет выглядеть абсолютно естественно.
Элоиза вставила ключ в замок, медленно повернула, а когда дверь открылась, протянула ключ мне.
– Идите, – прошептала она. – Со мной будет всё хорошо, ведь мой дядя – король!
Крупинки песка стремительно вытекали из колбы. Мы с замиранием сердца ждали, когда упадёт последняя. Она упала, но ничего не случилось.
– А Рикус не… – начал было я.
И тут громыхнул взрыв. За ним второй. Посыпалась штукатурка. По коридору пополз густой чёрный дым. Элоиза вручила мне рясу. Я поцеловал её. Поцелуй длился бы дольше, но отец потянул меня за плечо:
– Поторопись. Мы должны воспользоваться общим замешательством.
Густой дым уже заволок каменную кишку коридора так, что огоньки редких свечей были едва видны, а я с трудом не упускал из вида спину отца. В камерах поднялся страшный шум: заключённые трясли решётки и орали, чтобы их выпустили, словно огонь мог каким-то манером перекинуться на каменные стены. Со всех сторон доносились звуки новых взрывов: Рикус, отвлекая стражу, постарался на славу.
Из тюрьмы я вывалился следом за отцом – он стоял снаружи, стараясь отдышаться и откашляться. Несколько стражников лежали на земле – их поранило щепками и каменными осколками, которые разлетелись из очага караульного помещения, когда взорвалась бомба, брошенная Рикусом в трубу дымохода. Товарищи вынесли раненых из задымленного помещения во двор.
Я поспешил за отцом к поджидавшей нас карете.
И тут из неё со злобной усмешкой вдруг выглянул Лафет.
– Приметил я тут, возле тюрьмы, знакомую карету и сразу сообразил, что ты решил нанести этому животному визит, – обратился он к отцу. – Но, признаться, такого – чтобы ты устроил Амадеусу побег! – я не ожидал. – Сказав это, он громко завопил: – Стража!
Отец схватил Лафета и вытащил из кареты, но братишка, вываливаясь наружу, успел выхватить кинжал и вонзил его отцу в живот. Тот пошатнулся, выпустил негодяя и попятился. Лафет, которого только что вытащили из экипажа, сам нетвёрдо стоял на ногах, а удар моего кулака отшвырнул его назад, к стенке кареты. Не теряя времени, я вмазал ему в лицо локтем, и он сполз на землю.
Мой отец стоял на коленях, схватившись за живот. Между пальцами проступала кровь.
– Беги! – крикнул он.
Стража уже обратила на нас внимание, и медлить было нельзя, а потому я вскочил на место кучера, натянул вожжи и, хлестнув лошадей, закричал:
– А ну, пошли!
Пара перепуганных лошадей сорвалась с места, и экипаж загрохотал по булыжному мощению двора. Спустя какое-то время меня нагнал Рикус. Перескочив на лошадь, я последовал за другом. Мы укрылись в одном из домов на окраине Ролона. Повторять допущенную однажды ошибку мы не рискнули. Решили уйти из города, когда всё утрясётся.
Увы, дурным потоком хлынули вести. Отец скончался от раны, и его смерть приписали мне. Это и опечалило меня и разгневало. Вот уже второй раз кинжал убийцы лишал меня отца, и меня снова несправедливо обвиняли в кровопролитии. Ещё на меня охотились по всему Калиону. Новости о том, как продвигалась охота за бастардом, поступали ежедневно, и недостатка в них не было. Его следы находились повсюду, и вели они на все четыре стороны света. И повсюду бастард творил свои обычные злодеяния: грабил купцов и бесчестил женщин. Все эти новости изрядно меня веселили. Эх, если бы мне и впрямь довелось присвоить себе хоть половину этих сокровищ, не говоря уж о великом множестве женщин, близость с которыми мне приписывали…
