Этот ветер не был случайным. Кто-то в одном из лагерей изменил формулировку экземпляров, которые имелись у Эмо и Уилмера, и не хотел, чтобы правда выплыла наружу. Наш экземпляр был единственным доказательством этого вероломства. Отталкивая меня при любой возможности, репортеры присоединились к погоне. Любой из них посчитал бы великой удачей первым заполучить его в свои руки. Я же был полон решимости не дать этому случиться. Я прибавил скорости и вырвался вперед, обогнав их стаю. Преследуя свою добычу, я перепрыгнул через птичье гнездо. Хозяйка гнезда возмущенно крякнула мне вослед.
И тут я на миг задумался. Если это станет известно прессе, газетчики не преминут напечатать полный текст контракта, а значит, все детали нашего соглашения с обеими сторонами станут достоянием гласности. Никто не сможет обвинить нас в сокрытии правды. Так что все не так уж и плохо. Вместо того чтобы ткнуть локтем в глаз следующего репортера, который пронесся мимо меня, бледно-золотистого типпа с пробором на голове, я полетел с ним бок о бок. Он подмигнул мне.
Контракт, вернее управлявший им маг, не хотел, чтобы кто-то из нас перехватил его. Взлетев еще выше, листы закружились вокруг нас, как будто дразня, затем вновь нырнули в окно в крыше.
Мы преследовали его, как ястребы голубя. Я приземлился на гладкий пол, а в следующий миг увидел, как контракт легко скачет по плиткам. Еще мгновение, и он прыгнул в огонь, весело пылавший в медной решетке позади семейства Эмо Уивила.
– Нет! – крикнула Банни. В надежде вытащить бумаги из огня, я протянул руку с пригоршней магии. Еще мгновение, и они мои. Увы, в следующий миг белые листы взорвались ворохом искр и превратились в черный пепел. Я в ужасе замер у очага. Наш оригинал уничтожен! Я с помощью силы подтянул обугленные страницы себе. Сквозь мои чары просыпались черные фрагменты.
Я рухнул на колени перед камином, пытаясь посмотреть, не осталось ли что-то такое, что еще можно спасти. Увы, тот, кто украл у меня документ, ничего не оставил на волю случая. Контракт был стерт в порошок. Я посмотрел на Банни. Она была в ужасе. В комнате воцарилась гробовая тишина. Уилмер нарушил ее первым, шумно прочистив горло.
– В таком случае, – произнес он, засовывая большие пальцы рук за лацканы, – остается только один вопрос. Кто сегодня выиграл этот конкурс?
– Что? – спросила Банни, не веря своим ушам, и повернулась к нему. – Как вы можете спрашивать такое?
– Что ж, мэм, – сказал Уилмер, с любезным поклоном, – поскольку, по вашим словам, это был единственный экземпляр контракта, в котором говорилось иное, нежели нам известно, мы связаны теми документами, которые остаются целы, например тот, что в руках у моего прекрасного начальника избирательного штаба.
Карнелия высоко подняла лист.
– Итак, возникает вопрос: исходя из правил, которых мы придерживаемся, у кого более фотогеничная семья? Я считаю, что, поскольку я соблюдал больше правил, нежели мой уважаемый коллега, вы обязаны присудить победу мне.
– Никогда! – воскликнул Эмо, воздев к небу указательный палец. – Моя семья более очаровательна. Посмотри на них!
Уилмер в усмешке скривил губы.
– Все до одного? Включая дополнительную дочь?
– Конечно! Если ты включил мальчишку, который тебе не сын, почему я не имею права поступить так же?
– Ты вышел за рамки правил. Судьи не должны присуждать тебе ни одного балла.
– Что ж, если ты дисквалифицируешь мою семью, я в конце месяца снимусь с голосования, – заявил Эмо, всплеснув руками. – И прежде чем соглашусь на перенос, буду ждать извинений.
– В этом нет необходимости, – сказала Банни, беря Эмо за руку, и одарила его умоляющим взглядом. Увы, Эмо был не в том настроении, чтобы оттаять. Он отдернул руку и с вызовом распрямил плечи.
– Мой оппонент своими грязными намеками опозорил меня! Я не желаю, чтобы меня выставляли дураком.
– Боюсь, ты опоздал, – сказал Уилмер.
– А что насчет тебя самого? – парировал Эмо, резко повернувшись, и в обвиняющем жесте ткнул указательным пальцем в лицо оппоненту. – То, что твой сынок – комок хрящей, еще не повод приглашать на его место красавчика со стороны!
Уилмер галантно поклонился Банни. Ему нравилось изображать из себя более хладнокровного из двоих кандидатов.
– Насколько мне известно, это было в пределах допустимого. Я подчиняюсь судьям этого конкурса и прошу их быть объективными.
– Нас облапошили, – пробормотала Банни. – Там не было пункта тридцать восемь точка три.
– Что ты намерена делать? – прошептал я в ответ. – Я поддержу любое твое решение.
Толпа с нетерпением следила за каждым нашим движением. Банни пожала плечами:
– Придется это допустить. В конце концов, вряд ли это имеет значение. – Она повысила голос и обратилась к кандидатам: – Хорошо, тогда переходим к портретам?
– Верно, – сказал Эмо.
Жуки-фотографы с большой помпой вылетели вперед. Помощники-типпы с обеих сторон поставили перед Банни высокие деревянные табуреты, чтобы оба жука могли приземлиться. Они по очереди разворачивали из-под подкрылок крохотные пленки и показывали их нам.
– Думаю, тебе должно понравиться, дорогой, – сказала Либавиц, указывая крошечной лапкой на групповой снимок, на котором Уилмер, сияя, держал на руках своего внука. – Посмотри на светящийся ореол. Такое впечатление, будто семья только что сошла с небес.
– Если тебе нравится реалистичное искусство, – сказал Ансельмо, слегка фыркнув. – Но я предпочитаю в своей работе использовать принципы символизма.
Я прищурился, чтобы рассмотреть крошечные снимки из его коллекции. Меня всегда поражало искусство их фотографии. На Пенте картины обычно изготавливали художники или необычайно талантливые маги. Жуки же делали такие реалистичные изображения, что казалось, они вот-вот заговорят. Я переводил взгляд от одного комплекта картинок к другому, пытаясь найти что-то, что сильнее зацепило бы мое внимание. Банни, похоже, была озадачена не меньше меня.
– Итак, что скажете? – спросил Орлоу, заглядывая мне через плечо. – Кто победил в этом конкурсе? Думаю, всем очевидно, что семья Эмо, безусловно, самая симпатичная и привлекательная. Одного взгляда достаточно, чтобы увидеть здесь нашего следующего губернатора!
Карнелия ткнула мне в лицо пальцем.
– Позволю себе не согласиться. Уилмер увеличил свою семью до третьего поколения! Может, Эмо похвастаться внуком?
Орлоу со снисходительной усмешкой качнулся на каблуках.
– Надеюсь, что нет, так как его старшему сыну всего восемь лет!
Под зорким наблюдением Ансельмо и Либавиц мы взялись рассматривать крошечные пленки, сравнивая их при свете свечи. Скажу честно, я не видел особой разницы между двумя семейными группами. Оба семейства производили впечатление здоровых и любящих. На неподвижном изображении не было ни злословия, ни двуличия. Я посмотрел на Банни и покачал головой.
