– Это все неправда! – возмутился я. – Это плод вымысла!
– Скандалы помогают продавать газеты, мистер Скив, разве не так? И это наше дело – продавать газеты.
– Но я ушел от Паттикин всего несколько минут назад, – сказал я. – Как он мог так быстро попасть в печать? – И тут до меня дошло: – Он был разослан еще до того, как она встретила меня в этом отеле. Это было нарочно подстроено!
– Честное слово, я понятия не имею, о чем вы говорите, – сказал Ромзес. – Мне очень жаль, но меня ждут дела. Спасибо, что заглянули.
Он осторожно подвел меня к стеклянным дверям и вывел на улицу. Я стоял на пешеходной дорожке, чувствуя себя полным идиотом. Несмотря на все предпринятые мной меры, я выставил себя не только непорядочным человеком, но и грязным развратником. Я подумал, а не пойти ли мне в «Утренние сплетни», но понял: возмущенное отрицание лишь утвердит их в мысли, что я в чем-то виновен. Отношения между двумя взрослыми существами никто не запрещал. Это было бы проблемой только в том случае, если бы я из этого что-то сделал. Так что выбор мой был невелик: привлечь внимание к этой истории или дать ей тихо умереть. Если она умрет.
Банни встретила меня в нашем временном офисе. Перед ней лежали первые утренние газеты. Она подняла брови, глядя на меня.
– Мы были готовы, – сказал я, – но не ко всему.
– Ааз предвидел, что нечто подобное может случиться, – сказала она.
– Он так и сказал тебе? Когда?
– Сегодня утром, – сказала она. – Газеты расквитались с нами за то, что мы исключили их из процесса. Они же хотят и дальше контролировать ситуацию.
– Пусть даже не мечтают, – сказал я. – Меня не волнует, что обо мне говорят. Я не сделал ничего плохого!
– Кто в это поверит? – спросила Банни. – Они выставят тебя негодяем и мошенником. Все в газетах может быть фальшивкой, включая гороскопы, но рядовой типп на улице никогда этого не поймет.
Я нахмурился:
– Гороскопы тоже фальшивка?
На Пенте гороскопы писали маги.
– Да, – сказала мне Экстра. – Их пишут для развлечения публики. В противном случае газеты будут вынуждены иногда сообщать плохие новости, а это не увеличивает продажи. Правда – порой опасная вещь.
– Знаю, – сказал я. Я вспомнил известного ясновидящего, уроженца королевства, где я вырос. Его утащил разгневанный барон, и больше его никто не видел. – Нам лучше принять меры предосторожности. Пойдем со мной. Я верну некоторых из наших ребят.
– Не надо! – возразила Банни. – Мы справимся сами.
– Ну… – на миг задумался я. – По крайней мере, можно я верну Глипа? Если начнется рукоприкладство, я должен знать, что ты надежно защищена. Газетные маги сильнее меня, но я сомневаюсь, что они способны дать отпор дракону. Кроме того, он лучше разбирается в людях, чем я.
Банни коснулась моей щеки.
– Неправда.
Глава 21
Я говорю вам голую правду.
Леди Годива
Я знал: моей эффективности мешали слухи в газетах. Когда мы вышли на площадь на второй террасе над главной улицей, чтобы понаблюдать, как кандидаты будут произносить речи по случаю Дня родителей, репортеры и зрители в равной степени, вместо того чтобы слушать ораторов на платформе, оглядывались на нас.
– …И я говорю, что каждый, у кого был родитель или кто сам был родителем, должен ценить вклад, который они внесли в общество! – прогремел Уилмер. Он воздел палец вверх и принял напыщенную позу.
Никаких рукоплесканий, никаких одобрительных выкриков.
– Повторю, вы должны ценить вклад родителей! – выкрикнул Уилмер. Эхоиды поймали его голос и разослали по кругу. Поняв, что оратор обращается к ней, публика повернулась и ответила хилыми рукоплесканиями. – Спасибо. Как родитель и дед я благодарен своим коллегам-родителям. Я хочу, чтобы все вы, прекрасные дети, помнили, чем вы обязаны своим родителям. Где бы вы были без них?
– Нигде! – пробормотал я себе под нос и лишь потом осознал, что меня окружают репортеры. Глип держал их на расстоянии, но они все еще были довольно близко, чтобы услышать, что я сказал. Все разом застрочили в своих блокнотах. Мои щеки вспыхнули. Я не хотел привлекать к себе внимания.
Следующим был Эмо. Он нежно обнял статуи матери и отца, баюкающих младенца. Где-то заиграла мелодия, и Эмо запел:
– P – родоначальники людей. О – обожание в их глазах. Д – долг, которому они учат нас. И – искренность их чувств. Т – тепло их сердец. Е – если нам плохо, они рядом с нами. Л – любовь, которую они дарят нам. И… все вместе это дает «Родители»! Я люблю своих родителей. И вы должны любить своих!
Репортеры повернули головы, в надежде что я прокомментирую это выступление. Я же хранил стойкое молчание. Это не помогло. Они все равно что-то записали.
– Ну и? – сказала Карнелия, спускаясь к нам, когда речи были закончены.
– По-моему, Уилмер был на высоте, – сказал я. – И Эмо тоже, – добавил я для Орлоу. – Не речь, а просто песня!
– Как будто кто-то это заметил, – кисло отозвался Орлоу. – Он произнес свою самую блестящую речь, и никто не обратил внимания, а все из-за тебя.
– Извините, – сказал я. – Я не хотел.
– Без обид, – сказала Карнелия, – но я начинаю задаваться вопросом, не отнимаете ли вы, ребята, от процесса больше, чем привносите в него.
– Эта история была фальшивкой, – сказал я. – Мы сказали вам, что газеты сейчас придумывают самые разные истории. Они хотят, чтобы ни один из ваших кандидатов не был избран.
– Они все придумали? – спросил Орлоу. – Выходит, это все ложь? Вы никогда не встречались с этой женщиной в захудалом гостиничном номере?
Я ненавидел ложь.
– Нет, я с ней встречался…
– Так это, значит, правда!
– У меня состоялась с ней встреча, но ничего такого не было! У меня есть трое свидетелей!
– Это не имеет значения, – заявила Карнелия. – Общественное мнение превыше всего! Вы своим поведением ставите в неловкое положение кандидатов!
– Неправда, – возразила Банни, выходя вперед. – В будущем вы можете иметь дело только со мной. Скив будет по-прежнему помогать мне, но только за кулисами.
Орлоу и Карнелия переглянулись.
– Ну, хорошо, – согласился Орлоу. – Мы пока сохраним договор с вами, но больше никаких сюрпризов!
– Никаких, – пообещала Банни.
Мы вернулись в офис, чувствуя себя детьми, которых отругали родители. Пока мы шли, Глип крутился вокруг нас, негромко рыча на всех, кто приближался слишком близко. Увидев дракона, матери с детьми спешили перейти на противоположную сторону улицы. Они боялись Глипа, но в тот момент я, вероятно, был для них еще опаснее. Я был зол и чувствовал себя дураком.
