Эмо и Уилмер обменялись испуганными взглядами.
– Я думал, он выберет мечи! Или ножи! Или пушки! Или магию! – воскликнул Уилмер.
– Он отлично владеет всем этим оружием, – сказал я, – но таков уж его стиль. В какое время завтра утром вы хотите встретиться с ним? Я должен сообщить об этом газетам, чтобы они отправили репортеров для освещения дуэли.
При слове «газеты» их глаза полезли на лоб.
– Я… я… я… снимаю вызов! – пробормотал Уилмер.
– Я тоже! – пробормотал Эмо.
Я проявил сочувствие.
– Если вы и впрямь хотите сразиться с ним, джентльмены, для вас куда безопаснее и уж тем более гораздо эффективнее победить Ааза в дебатах. Вот где вы действительно могли бы блеснуть. До выборов осталось два дня. Так что дозволено будет все.
– Неужели все? – уточнил Эмо, его вопрос закончился на высокой ноте.
– В пределах разумного, – сказал я, встревоженный хитрым взглядом, которым обменялись эти двое. Они вышли из нашего офиса, перешептываясь.
– Эх, не лучше ли было бы Аазу встретить их с мечами на рассвете, – сказала Банни.
Глава 37
Всегда можно сказать, что политик лжет, если его губы шевелятся.
Народная мудрость
Мы с Банни сели за маленький столик справа от сцены и наблюдали, как идет подготовка к дебатам. Я взглянул на небо. До полудня оставалось всего несколько минут. День выдался ясный и сухой. Я договорился с местными магами о хорошей погоде, чтобы те сдержали грозу, надвигавшуюся на юго-западное побережье Бокроми. Как только мы закончим, мне все равно, что произойдет, но в ближайшие полтора часа лишние сюрпризы ни к чему. Глип лежал позади нас и дремал, спрятав голову под брюхо. Я не стал его будить – пусть хорошенько отдохнет на тот случай, если нам понадобится его помощь.
Поскольку кандидатов было трое, мы не могли сесть между ними. По этой причине кафедры располагались на сцене слева, выстроившись в линию под небольшим углом, чтобы мы могли видеть лица всех трех. Каждая кафедра была выкрашена в цвет соответствующей партии: фиолетовый, золотой и зеленый. Я был вынужден признать, что это выглядело празднично. Кандидаты заняли свои места: Уилмер слева, Ааз в центре, Эмо справа. Вокруг них суетились начальники избирательных штабов, маги и помощники, пытаясь по мере возможности придать им солидный губернаторский вид. К сожалению, все кафедры были одинаковой высоты, сделанные в рост взрослого типпа.
– Отлично, – проревел Ааз, помахав рукой из-за своей кафедры, – если они хотят увидеть только мою макушку, пусть они ее видят!
– Надеюсь, ты шутишь? – грозно спросила Шомитамони, хватая одного из плотников за руку. – Ха-ха! Дайте Аазу ящик, на который он мог бы встать, или что-то в этом роде!
– Что поделать, если он ростом ниже Уилмера, – сказала Карнелия. Глядя на нее, можно было подумать, что она с радостью предоставила бы коробку, если бы могла затолкать в нее Шоми.
– Кандидаты должны начинать выступление в равных условиях! – настаивала Шоми. – И мериться величиной своих идей, а не ростом!
– Никакое искусственное возвышение не поможет вашему кандидату! – бросил Орлоу.
– Как будто ваш не извергает несвежие сентенции десятилетней давности! – едко возразила Шоми.
Ни одна проблема не была слишком мелка, чтобы из-за нее не устроить пикировку. Воздух прямо-таки искрил от напряжения. Это было последнее мероприятие перед открытием избирательных участков, утром, в день голосования, и кандидаты знали: это их последний шанс произвести хорошее впечатление перед тем, как публика придет к избирательны урнам. С того дня, как Ааз принял вызов Уилмера, «Партия Дружбы» и «Партия Мудрости» отменили все совместные выступления, что в значительной мере оставило поле боя Аазу, чем тот и поспешил воспользоваться. Казалось, он успевал побывать в Бокроми везде и в одно и то же время: раздавал призы на детском соревновании по легкой атлетике, открывал магазин и проводил акцию по сбору средств, а Шомитамони заставляла раскошелиться всех горожан на расстоянии квартала от проводимого мероприятия.
Ааз также был постоянным героем газетных заголовков и не упускал случая в пух и прах разнести оппонентов на страницах прессы. Куда бы он ни пошел, он внезапно останавливался и произносил короткую речь по самым острым проблемам, ставя под сомнение здравомыслие и интеллект своих противников, если те расходились с ним во мнении. Экстра и другие репортеры вечно ходили за ним по пятам, выкрикивая вопросы. При этом Ааз в упор не слышал те вопросы, на которые ему не хотелось отвечать. Меня раздражало, что он по-прежнему откровенно лжет об Эмо и Уилмере. Банни так и не смогла убедить меня, что это типично для любого политика.
Каждый вечер Ааз транжирил деньги на вечеринках, наперебой пожимал своим поклонникам руки и щипал детей и молоденьких девушек за щеки. Он сделался любимцем репортеров, будучи всегда готовым сделать сенсационное заявление. Тут я вынужден воздать должное Эмо и Уилмеру. Перед лицом возмутительных выходок Ааза оба оппонента проявили завидную сдержанность. Когда их просили прокомментировать его заявления, они не возражали, чтобы их процитировали в «Утренних сплетнях» и других газетах, что они, мол, с нетерпением ждут дебатов.
– Мы хотим продемонстрировать в организованной обстановке все то лучшее, что есть в наших характерах, – отвечал Эмо.
Я тотчас задумался о том, что нас ждет.
Мои подозрения усилились, когда Орлоу подошел и оперся на спинку наших стульев.
– Мистер Скив, мисс Банни, – еле слышно сказал он. – Как сегодня ваши дела?
– Хорошо, – ответил я, внезапно насторожившись. – Чем я могу быть вам полезен?
Орлоу улыбнулся мне:
– Рад, что вы спросили. Ничем. Я надеюсь, что вы абсолютно ничего не сделаете. Не вмешивайтесь ни во что, что увидите. Я обещаю, что никто не пострадает… из тех, кто этого не заслуживает.
Я нахмурился:
– Я не могу давать таких обещаний.
Орлоу наклонился ближе:
– Пожалуйста, мистер Скив, мне кажется, будет безопаснее для всех, если такой замечательный маг, как вы, не станет ничему мешать. Все может… слегка выйти из-под контроля.
Банни взяла меня за руку.
– Все в порядке, – сказала она, обращаясь к Орлоу. – Он не будет вмешиваться. Никто из нас не будет.
– Спасибо, мэм. Вы не пожалеете об этом.
Банни выгнула бровь:
– Еще как пожалею, но это нормально. Завтра вечером я уже буду нежиться в пенной ванне в окружении ароматических свечей, с хорошей книгой и бокалом вина, а Глип получит приказ слопать с потрохами любого, кто произнесет при мне слово «политика». Ну что, начнем?
– Да, мэм, – тотчас отозвался Орлоу. Он приблизился к Карнелии и что-то прошептал ей на ухо. Они отошли к краю сцены, где стояли стулья для всех трех начальников избирательных штабов. Я посмотрел на кандидатов. Мое сердце ёкнуло. Если Ааз преуспеет в дебатах, это может продвинуть его так далеко вперед, что он победит на выборах. Я не хотел, чтобы он уходил из корпорации М.И.Ф., хотя и никогда не мешал его амбициям. Вне всяких сомнений, он был самым напористым и убедительным из всех кандидатов. На его фоне двое других выглядели… слабаками.
