Держа путь далее на юг, 20 февраля Кастильоне прибыл в Болонью, только что «возвращенную под власть Святого престола» и еще не опомнившуюся от многодневных торжеств в честь папы. «Папа сражается, завоевывает, проводит триумфы, словом, в совершенстве играет роль Юлия (т. е. Цезаря. – П. Е.)», – писал в те дни Эразм Роддердамский, оказавшийся свидетелем событий
[19]. Гвидобальдо, как обычно принужденный сопутствовать папе в его походах, встретил своего посланца в постели, обложенный подушками. Герцогу было совсем худо (февраль и март всегда были для него мучительны), и по Болонье даже прошел слух о его смерти. Но через несколько дней он с огромным трудом поднялся и вместе с приближенными поспешил домой: папа уведомил его, что соизволяет посетить Урбино на обратном пути, продолжая празднование своих побед. Необходимо было распорядиться о приготовлениях, выжимая последние ресурсы маленького государства на ублажение понтифика и его свиты.
В последний день февраля Кастильоне вместе с государем прибыли в Урбино, а три дня спустя нагрянул и папский кортеж. Герцогский дворец и весь город наполнились невероятной суетой. Но после отъезда его святейшества, когда и Гвидобальдо с супругой, и их приближенные смогли почувствовать себя свободнее, – и состоялись, как утверждает Кастильоне, беседы, описанные годы спустя в его книге «Придворный».
Уверение автора, будто он не присутствовал при этих беседах, не успев еще вернуться из Англии, не более чем литературный прием: Кастильоне хотел изложить мнения оппонентов как бы со стороны, нигде не обозначая собственного отношения к той или иной позиции. Беседы могли быть и не совсем такими, как описаны. В уста персонажей, реальных и хорошо известных лиц, автор вкладывал подчас собственные мысли; относительно некоторых мест в книге это вполне доказуемо. Однако известно и то, что он советовался с этими людьми, отсылая им черновики и прося вносить замечания и поправки
[20].
Метод Кастильоне мог зависеть и от распространенного в его время платонического образа мысли. В предисловии к книге, отвечая упрекающим его, будто он вывел образ придворного, какого никогда не бывало, Кастильоне пишет: «Я предпочту заблуждаться вместе с Платоном, Ксенофонтом и Марком Туллием, рассуждавшими об умопостигаемом мире и идеях, среди которых, по их мнению, существуют идеи совершенного государства, совершенного государя, совершенного оратора: ибо в нем также существует и идея совершенного придворного» (I, 3). Подобным образом автор мог пытаться выявить и «платоновские идеи» реальных людей, описывая их не так, как они вели себя, поступали и говорили в грубой телесной оболочке, а как бы приподнимая их над земной реальностью. Некоторые персонажи книги (во всех случаях – это люди, уже умершие ко времени завершения работы над ней) выглядят как памятники, образцы определенных похвальных качеств: Джулиано Медичи и Чезаре Гонзага – рыцарского благородства и возвышенного отношения к женщине, Оттавиано Фрегозо – самоотверженного служения общественному благу, и т. п.
* * *
По решению, принятому Гвидобальдо еще в 1504 году, после его смерти герцогство, за отсутствием прямого наследника, должно было перейти к юному Франческо Мария делла Ровере, его племяннику по матери, который по отцу доводился племянником папе Юлию II. Юноша был официально усыновлен герцогом; папа, горячо заинтересованный в деле, тут же пожаловал подростку чин префекта Рима, то есть, формально говоря, верховного блюстителя внутренней безопасности и порядка в Вечном городе. Синьор префект (prefettino, префект-малыш, как звали его за глаза) стал постоянной и важной фигурой при урбинском дворе. Кастильоне в своей книге мельком упоминает, как блестящая и по большей части титулованная компания, ведя беседу в покоях герцогини, немедленно встает с мест, как только юный Франческо Мария входит в зал (I, 54).
Осенью 1507 года Урбино имел случай узнать нрав своего будущего государя. До синьора префекта дошел слух, что его сестра Мария, молодая вдова
[21], живя здесь же, при дворе, состоит в связи с любимым приближенным герцога – рыцарем Джован Андреа Баво и имеет тайно прижитого от него ребенка. Джован Андреа был родом из простых веронских горожан, но получил от герцога рыцарское звание и замок Сассокорваро за свою храбрость и преданность в войне с Борджиа. Вероятно, пара рассчитывала узаконить свои отношения: Джован Андреа был у Гвидобальдо в явном фаворе, а Мария могла надеяться на содействие дяди-понтифика. Но ее младший брат расценил эту связь как пятно на родовой чести делла Ровере. В один из первых дней ноября, пользуясь тем, что герцог ненадолго отъехал из Урбино, синьор префект пригласил ничего не подозревавшего Джован Андреа на свою половину дворца. Как только тот вошел в покои наследника, двое слуг заломили ему руки за спину, а семнадцатилетний Франческо Мария нанес ему двадцать семь ударов кинжалом. Убедившись, что жертва мертва, юноша ускакал в свое родовое владение Сенигалью. Спустя пару часов нашли убитым и дворцового мастера-резчика, доставлявшего записки от Марии ее возлюбленному. Первой окровавленное тело Джован Андреа увидела герцогиня Элизабетта. Гвидобальдо, вернувшийся домой, как только ему передали страшную новость, был совершенно раздавлен случившимся. Все, о чем он мог распорядиться, – это омыть тело убитого рыцаря и с почетом отнести его в собор, где на следующий день, при общих рыданиях герцогской четы, двора и горожан, над ним был совершен погребальный обряд. Через несколько дней префект вернулся во дворец как ни в чем не бывало.
«Благодаря мудрости и умению господина герцога все уладилось; господин префект снова здесь и восстановлен в милости его светлости, а тот, кого больше нет среди живых, уже забыт»
[22]. Эти слова из письма Кастильоне матери от 2 декабря не могут не возмутить наше нравственное чувство – и тем не менее вполне отвечают понятиям эпохи. «Убийство чести» в глазах общества не только не считалось преступлением, но даже одобрялось как исполненный долг мужчины, пекущегося о репутации семьи. Кроме того, дело имело и политический подтекст, особенно чувствительный в ситуации, когда герцогский престол переходил не по линии прямого потомства. Сын Джован Андреа от брака с одной из делла Ровере входил в круг претендентов на власть в Урбино, что было чревато опасностями в будущем. Поэтому лица, близко стоявшие ко двору, в том числе и Кастильоне, как ни печально об этом говорить, могли принять кровавую развязку с долей облегчения. Простил любимого племянника и папа Юлий. Гвидобальдо оставалось покрыть дело молчанием и винить в трагедии самого себя, не пресекшего роковую любовь при ее зарождении.
