Но она не в состоянии это сделать.
– Луника, если ты не поможешь мне, у нас ничего не получится, – продолжает он очень нежно, хотя и чувствует: еще минута – и он потеряет терпение.
Луна не отвечает. Из глаз у нее текут слезы. Не так представляла она себе первую брачную ночь. Она была уверена, что они будут целоваться, целоваться – и внезапно это случится, внезапно он окажется внутри.
И она не ожидала, что ее тело станет так противиться и что она окажется такой боязливой.
Давид просунул руку ей под спину, расстегнул и бережно снял лифчик, и она закрыла глаза. Даже в темноте он заметил, что она покраснела как рак. Он ласкал ее маленькие груди, а в воображении всплывали груди Изабеллы – большие, тяжелые, спелые, не то что у его дорогой женушки – два бутона, как у девочки… Он сам поразился, что, лаская Луну, думает о другой.
Она же была безучастна. Тело словно окаменело, ей было стыдно и страшно.
Давиду надоело. Он отодвинулся, повернулся на другой бок и решил уснуть.
Луна пришла в ужас. О боже, что она натворила? Вот так и пройдет медовый месяц? Муж будет пытаться заняться с ней любовью, а она будет холодна как лед, и он будет от нее отворачиваться и засыпать? Она разразилась плачем, завывая, как раненая кошка под дождем. Давид растрогался, крепко обнял ее, стал укачивать, целовал, успокаивал. Ее рыдания разрывали ему сердце.
Что же он за мерзавец такой, как он поступает со своей красавицей-женой! Как, черт возьми, можно быть с ней таким жестоким? Быстро же он отступился!
Он продолжал ласкать ее, целовать в лоб, успокаивать нежными словами, и постепенно она вновь стала таять в его объятиях. На этот раз, когда он попытался в нее проникнуть, она не противилась. От боли она вскрикнула, но он был очень ласков, успокаивал, шептал слова любви: моя хорошая, моя красавица, моя девочка… И с каждым словом ее тело становилось все податливее, и наконец он оказался внутри, и его семя смешалось с потоком крови, хлынувшим из нее и заструившимся по бедрам.
Он встал, принес из ванной полотенце и осторожно вытер ее.
– Что мы скажем портье, – прошептала она. – Какой стыд!
И все же сильнее стыда было облегчение: они это сделали! Она лишилась девственности в первую брачную ночь, как любая нормальная невеста, теперь можно начинать жить.
Медовый месяц закончился через неделю, и они вернулись в Иерусалим. Они почти не занимались любовью в эту неделю: Давид не предлагал, а Луна была только рада. Они целовались и обнимались, гуляли по набережной, делали покупки в магазинах на улице Алленби, ходили в кафе и рестораны, даже в кино пошли, посмотрели «Касабланку» с Ингрид Бергман и Хамфри Богартом. Возвращаясь в номер, они ложились на кровать рядом, он читал газету, а она – «Мир кино». Потом они раздевались, он надевал пижаму, а она – ночную сорочку, они обнимались и засыпали. Она удивлялась, что он не просит ее быть с ним каждую ночь, но испытывала от этого облегчение.
Когда они вернулись в Иерусалим, их жизнь вошла в обычную колею, как бывает у семейных пар. Луна продолжала работать в «Закс и сын», Давид нашел работу в столярной мастерской возле кинотеатра «Рекс», в конце улицы Принцессы Мэри. Иногда после работы он ходил в «Рекс» на ковбойские фильмы. Публика в этом кинотеатре была смешанная – евреи и арабы, и Луна туда ходить не любила. Если Давид шел в «Рекс», она отправлялась к родителям, повидаться с сестрами, а потом он приходил и забирал ее домой, в их квартирку в Макор-Барух. Иногда они ходили в кино с Рахеликой и Моизом, а потом вчетвером сидели в кафе. По пятницам, после ужина у родителей, они иногда встречались с теми друзьями Давида из Еврейской бригады, что уже успели обзавестись женами. Компания Давида смешалась с большой компанией Луны и с ее двоюродными братьями и сестрами, так что пятничные вечера они проводили каждый раз в другом доме, обсуждая положение в стране и грызя семечки и орешки. Субботы они проводили с родными, и после обеденного хамина мужчины шли смотреть футбольный матч, а Луна, Рахелика и Бекки оставались в родительском доме и болтали.
Время от времени Давид вспоминал заповедь «Плодитесь и размножайтесь» и приходил к жене. Она лежала неподвижно, тихонько ждала, пока он окончит свое дело, потом покрывала его лицо быстрыми поцелуями, гладила разок-другой по спине и ждала, пока он уснет. Тогда она вставала с постели, шла в кухню и мылась водой с мылом, хорошенько терла себя мочалкой, чтобы ни капля его семени не пристала к коже. Она не выносила этого липкого прикосновения, когда его струя изливалась ей на бедра, у нее это вызывало ощущение грязи и мерзости.
Израильские женщины беременеют сразу же после первой брачной ночи, и то, что Луна и Давид женаты уже несколько месяцев, а она еще не зачала, вызывало понятное беспокойство.
– Дио санто, Габриэль, – говорила Роза мужу, – как такое может быть, что у нее до сих пор нет ребенка в животе?
– Не вмешивайся, – спешил защитить Луну Габриэль, – у каждого свой темп.
– Но ведь прошло уже семь месяцев со дня свадьбы!
– Роза, – осаживал он жену, – спешка от дьявола, всему свое время.
Рахелика тоже была озабочена тем, что сестра еще не беременна. Обнаружив месяц спустя после свадьбы, что, по всей видимости, ждет ребенка, она решила никому об этом не рассказывать, чтобы не ставить сестру в неловкое положение.
Но на третьем месяце живот стал заметен, и скрывать беременность стало невозможно.
Рахелика очень удивилась, когда Луна кинулась ее целовать и поздравлять; в поведении сестры не было ни тени ревности. Она поделилась своим недоумением с Моизом:
– Я не понимаю, как это Луна до сих пор не беременна.
Он вздохнул.
– Ты знаешь что-то такое, чего я не знаю? – спросила Рахелика. – Давид – твой друг; у него что, проблемы?
– Проблемы? – засмеялся Моиз. – Да он в Италии бог весть сколько детей оставил…
– Знаешь, я беспокоюсь, а если Луна, не дай бог, бесплодна, что будет?
– Узнал что-нибудь насчет курда? – спрашивает Габриэль красавца Эли Коэна.
– Нет, к сожалению, не нашел ничего. У него нет счета в банке; видно, держит все свои деньги дома. Но я по-прежнему уверен, что у этого хитреца есть причина купить лавку.
– Мы продадим ему лавку, – говорит Габриэль устало. – Сегодня, когда придут Рахелика и Моиз, решим насчет цены. И тебя, Эли, я тоже прошу быть – ты теперь как член семьи.
– Конечно, с удовольствием.
Обсуждение состоялось сразу после ужина. Бекки и Рахелика убирали посуду со стола, а Луна осталась сидеть; было видно, что у нее плохое настроение.
– Вставай, принцесса, – обратился к ней Габриэль. – Помоги сестрам и матери.
Она неохотно поднялась и стала убирать посуду.
Я должна поговорить с Луной, подумала Рахелика, что-то у нее неладно, я это сердцем чувствую.
