– Давид – мужчина, он позаботится о себе. Бегите, пока англичане не перекрыли весь город.
Луна бросилась бегом к улице Агриппас. Высокие каблуки цеплялись за камни мостовой, она то и дело спотыкалась. В конце концов она сняла туфли и побежала босиком.
Отец уже сидел возле радиоприемника, окруженный соседями, которые зашли послушать новости.
– Слава богу, что ты здесь, – сказал он дочери. – А где Давид?
– Ох, ему, наверное, не удалось добраться…
Через несколько минут после Луны вбежали, задыхаясь, Рахелика и Моиз.
– Мы закрыли лавку, – сообщил Моиз. – Весь рынок закрыт. Ходят слухи, что «Эцель» взорвал все конторы англичан в «Кинг-Дэвиде».
– А где Бекки? – спросила Рахелика.
Тревога за Бекки охватила всех. Роза беспокойно металась по комнатам, словно ужаленная змеей. Она не только беспокоилась из-за Бекки – она страшно испугалась, что с Эфраимом что-то могло случиться, ведь взрыв наверняка на совести «Эцеля» и «Лехи».
Габриэль увеличил громкость радио. Диктор «Голоса Израиля» сообщил, что в двенадцать часов тридцать семь минут в Иерусалиме прогремел взрыв, потрясший весь город. Целое крыло отеля «Кинг-Дэвид» взлетело в воздух и обрушилось на землю, оставив вокруг обломки камней и кучу пыли. «Число убитых пока неизвестно, неизвестно также, есть ли среди них евреи», – закончил диктор.
Габриэль выключил радио, и в доме разгорелся спор; аргументы за и против звучали на повышенных тонах. Луна заткнула уши, ушла в другую комнату, легла на свою детскую постель и зарылась лицом в подушку.
Дверь открылась, и в проеме показалась Рахелика. – Что случилось, Луна?
– Хватит уже, надоело! Я больше не могу! Не могу жить в таком напряжении. Каждый день стреляют, каждый день взрывы, каждый день убивают. И где Бекки и Давид? Где они застряли, когда на улице так опасно? – Давид, наверное, побежал искать тебя в «Закс и сын», – старалась успокоить сестру Рахелика. – Увидит, что магазин закрыт, и придет сюда. И Бекки тоже придет. Успокойся, Луника, сейчас не самое подходящее время для истерик.
– Ну что ты от меня хочешь? Я умираю от страха, что со мной что-то случится, что на меня обрушится какой-нибудь дом, когда я прохожу по улице, что кто-то застрелит меня по ошибке; я все время живу в страхе.
– Скажи мне, что на самом деле тебя гнетет? Общая ситуация или, может быть, личная?
– Ты о чем?
– Я все-таки твоя сестра. Я смотрю на тебя и вижу в твоих прекрасных глазах печаль. Что происходит, Луника?
– Ничего не происходит, не приставай.
– Луника, милая, ну пожалуйста, поговори со мной. Я не хочу лезть не в свое дело, но, если тебе есть о чем рассказать, если тебя что-то беспокоит, скажи мне.
– Меня ничего не беспокоит, это ты меня сейчас беспокоишь. Оставь меня в покое, пожалуйста!
– Ладно, как хочешь. Но я же вижу, у тебя что-то неладно, тебе не удастся это скрыть. Тебе, может, удается разыгрывать спектакли перед папой и мамой, но не передо мной.
– Мама? Да она даже не смотрит на меня, нет нужды что-то от нее скрывать.
– Значит, это правда? Ты таки что-то скрываешь?
– Ничего я не скрываю, отстань! – завопила Луна и швырнула в сестру подушкой. – Вали отсюда! Не будь ты беременной, я запустила бы в тебя туфлей!
Услышав крики, испуганный Моиз заглянул в комнату.
– Что случилось?
– Ничего не случилось, – ответила Рахелика. – Пойдем отсюда.
Луна осталась в комнате одна. Она уткнулась головой в подушку, и слезы сами полились из глаз. Она плакала долго, прерывисто всхлипывая, ей никак не удавалось выровнять дыхание, боль стискивала грудь; она плакала о своей жизни, утратившей смысл, о своей навсегда потерянной молодости. Сомнений больше не было: она здорово просчиталась, выйдя за Давида.
Как случилось, что она, для которой столько мужчин были готовы достать луну с неба, вышла замуж за мужчину, который ее не любит?
Внезапно она почувствовала, что не одна. Открыла глаза и увидела Рахелику, молча сидевшую рядом на кровати. Сестра погладила ее по голове и поцеловала слезы на ее глазах.
– Почему ты плачешь, Луника, ну почему?
И она почувствовала, что больше не может жить в той лжи, которой опутана ее жизнь, что хочет поделиться с сестрой.
– Я плачу о своей жизни, сестричка, о своей загубленной жизни. Я так долго ждала принца на белом коне, и вот он явился. Но только он оказался совсем не принц.
– Почему ты так говоришь? Что происходит у вас с Давидом?
– Скажи мне, Рахелика, сколько раз вы с Моизом делаете это?
– Делаем что?
– Ты знаешь. Ну это…
– Луна, что за вопрос!
– Ну понятно же, что вы это делаете, иначе у тебя живот не вырос бы. И понятно, что мы с Давидом не делаем это, – она задрала блузку и продемонстрировала свой плоский живот.
– Что значит – не делаем это?
– Как часто вы с Моизом делаете это?
– Каждую ночь.
– Каждую ночь со дня свадьбы?
– Каждую ночь. Иногда и по утрам, перед тем как он уходит на работу.
– И сейчас, когда у тебя ребенок?
Рахелика покраснела до корней волос и кивнула.
– А вы, Луна? Как часто вы это делаете?
Луна опустила глаза и убитым голосом произнесла:
– Один раз в ту ночь, когда мы поженились. А потом – иногда… изредка… не каждую ночь…
– Луна, ты это всерьез? Еще и года нет, как вы поженились, вы еще молодожены!
– Это не вина Давида, это я. Я этого не люблю.
– Что значит – не любишь? Ты что, не хочешь детей? Откуда, ты думаешь, у вас возьмутся дети? Аист принесет?
– Мне это неприятно.
– Мне тоже это не всегда приятно, но я никогда не говорю ему. И даже если поначалу мне неприятно, то потом приятно. А когда мой муж говорит, что любит меня, что я любовь всей его жизни, что я его жизнь, что он не может жить без меня, – мне очень-очень приятно. – Но Давид никогда не говорит мне таких слов.
– Он не говорит тебе, что любит тебя?
– Он меня не любит.
– Бог ты мой, Луна, что ты такое говоришь?!
– Он не любит меня. Он от меня бежит. После работы, вместо того чтобы прийти домой, он идет в кино. Он специально идет в «Рекс», потому что знает, что я не люблю ходить туда из-за арабов из Старого города. Дважды в неделю он играет в карты с друзьями, раз в неделю они ходят пить в бар над «Эдисоном» – это такое место, куда ходят только мужчины, ни одна порядочная женщина не переступит его порога.
– И ты одна дома? Почему же ты мне не сказала?
