— Но я же учусь! С меня же предки в этом плане не слазят! Для них каждый мой трояк — трагедия! Вселенская катастрофа! Весь год, как проклятый, над учебниками горбатюсь, света белого не вижу…
Роман Феоктистыч хмыкнул:
— И прекрасно.
Оба помолчали. Володька старался не смотреть на насмешливое лицо деда. Неохотно встал на ноги и буркнул:
— Так мне что, к твоим книгам идти?
— Теперь-то зачем? — снова усмехнулся старик. — Раньше нужно было копаться. За штаны никто не держал.
Володька неверяще протянул:
— Значит, расскажешь об оборотнях?
Роман Феоктистыч изумленно покосился на внука и расхохотался. А отсмеявшись, сказал:
— Садись уж. Расскажу кое-что. Только на многое не рассчитывай. Так, больше догадки…
Володька просиял. Старик указал на дом:
— Библиотека мне мало помогла. Хотя откуда я только книг не тащил! В районном центре продавцов в букинистическом магазине чем только не одаривал. И дичь волок туда, и ягод с грибами, медка в сотах… Эх, все зря! Пишут-то много, а толку… Одни суеверия. И дури немеряно.
— Знаю-знаю, — перебил его Володька. — Я по телику об оборотнях столько ужастиков пересмотрел!
— Вот-вот. И везде кровожадный монстр, так?
Мальчик кивнул.
— Смешно, — печально пробормотал старик. — Оборотень — это ж человек. Просто платье другое натянул. Сущность-то сохранилась…
— Какое платье?!
— Ну, облик сменил. Какая разница-то? — Роман Феоктистыч сердито буркнул: — Если у человечка были с головой проблемы, то и у волка, само собой, они будут. Нет, значит, нет.
— Хочешь сказать: превращаясь в волка, я остаюсь человеком?!
— Само собой. Иначе б как? Превратился в волка, да и умер волком. А так… — Роман Феоктистыч протяжно вздохнул. — Просто возможности другие. Мир совершенно иной перед зверем лежит. Не тот, что перед нами.
— Это как?
— Так. Краски, запахи, чувство свободы… Абсолютно другая жизнь. Полное переключение, отдых.
Старик немного настороженно посмотрел на раскрасневшегося от волнения внука и поспешно добавил:
— Учти, это так, сказки! Я и ошибиться могу. Не господь Бог…
— Я понимаю, — так же быстро согласился Володька. Помолчал немного и жадно спросил: — Но откуда они берутся, те оборотни?
Взгляд Романа Феоктистыча стал пронзительным. Он осторожно заметил:
— Если верить тому, что пишут: они всегда были.
— Э-э… а сам ты как думаешь?
— Думаю: человек раньше много больше умел, чем сейчас. И вот этим, — старик выразительно постучал себя по лбу, — мог пользоваться. А сегодня…
Он грустно посмотрел на мальчика:
— Кто знает, какая информация там содержится? Мы ж даже прочесть не можем. Близок локоток, да не укусишь…
— А при чем тут оборотни?
— Оборотни-то? Думаю, когда-то человек другим был, обличье свое вольно менял. И на четырех ногах бегал, и на крыльях в воздух поднимался. Может, предки наши вообще из другого мира сюда попали…
Володька изумленно уставился на прадеда.
— И что?!
— Вырождаться начали, а ты как думал? Со временем. Человек, он не может долго жить… как бы это половчее-то? Ага, вспомнил! Вне сообщества себе подобных. Что-то забывать стали. Потом, мыслю, вообще поразбежались. Новые обычаи появились, новые табу…
Старик вздохнул:
— Вот и появились позже племена, которые начали зверей своими предками считать. А тех, кто еще не потерял умения перекидываться, едва ли не за святых держали. Как же, через них дух предка являлся …
— А потом?
— Что — потом? Прошлое-то забыли, в новой жизни ему места не оказалось. Человеческое тело клеткой стало…
— Но ведь оборотни остались? Раз о них говорят, пишут, раз о них не забыли?
— Считай, нет. Та информация, что здесь, уверен, записана, — старик опять стукнул себя по голове, — для нас закрыта. А оборотни…
Володька затаил дыхание. Роман Феоктистыч замялся, подбирая слова:
— Иногда… Ну, я так думаю… Что-то вдруг стимулирует мозг, и запись срабатывает. Часто неожиданно для самого человека. И не всегда ему на пользу.
— Это как?
— А так. Если человек к этому не готов… Сам посуди, так ведь и с ума сойти недолго. Кто знает, может, отсюда и все эти жуткие истории про оборотней.
Роман Феоктистыч вдруг встал и сурово посмотрел на внука:
— Ты, волчонок, об этом пока забудь! Мал еще. Это не игры на лужайке, поверь на слово. И учти, как человеческое тело клеткой стать может, так и волчье. А уж что страшнее…
Володька поднял на деда умоляющие глаза:
— А волчьи ягоды?! Они… они действительно в волка перекинуться помогают?
— О Господи! Да кто тебе только подобные глупости наболтал?! Небось, местных сказок наслушался?
Мальчик робко кивнул.
— Дурость все это, понял? Дурость и суеверия! И не вздумай всю эту дрянь в рот тащить — траванешься, как пить дать! Усвоил, нет?
Володька промолчал. Роман Феоктистыч обеспокоенно воскликнул:
— Да не торопи ты события! Подрасти для начала!
Володька встал и в упор посмотрел на деда:
— А почему ты меня волчонком зовешь?
— Потому что ты он и есть, — отрезал Роман Феоктистыч. — Глупый, нетерпеливый щенок!
Володька набычился. Старик невнятно выругался сквозь зубы. Ухватил за лапы разделанных глухарей и, уходя в дом, рыкнул:
— Чтобы я больше от тебя про оборотней и не слышал! Ни единого словца! Ты меня хорошо понял? А то живо в город спроважу. Первым же поездом. Будешь там на пару с отцом выхлопными газами дышать. Тоже мне, оборотень нашелся! Паршивец… Сопляк…
Не успел разъяренный дед скрыться в доме, из-за большущей ели светлой тенью вынырнула Маруська. Сочувственно улыбнулась Володьке и тонюсеньким голосочком воскликнула:
— Ты не верь ему! Про волчьи ягоды — это все правда! Бабушка моей бабушки с его женкой дружила. Честно. И та ей сама рассказывала. Волчьи ягоды твоему деду от погони уйти помогли. Волком. Точно это.
— Подслушивала?! — прорычал Володька.
— Ага, — пробормотала Маруська, отступая на шажок к ели. Шмыгнула носом и, оправдываясь, пискнула: — Интересно же, страсть как…
— Интересно ей! — гаркнул Володька. — А если б дед тебя увидел?!
— И что? — ничуть не испугалась Маруська. — Он-то знает, что я знаю. В нашей деревне все знают.
— Знает, знаю, знают… Заладила! Глупости все это! Дед сам сказал!
