Ругаясь сквозь зубы, я пыталась одновременно надеть обувь и убрать волосы в высокий пучок. Но, как назло, пряди выпадали, падали на глаза и так и норовили выскользнуть из пальцев.
– Высочество, может, тебе сто грамм налить? – предложил Мирон, видя мои душевные метания. – вчера тебе море по колено было.
– Если я приду к папе с тобой и спокойная после «ста грамм»… – я передернула плечами, не желая даже представлять реакцию папы.
– Тогда просто выдохни. В крайнем случае добежим до полицейского участка, нас там в обезьяннике спрячут, я договорюсь.
– Звучит как план, – кивнула я, – надеюсь, ты быстро бегаешь?
– От меня еще никто не убегал, – улыбнулся Мирон.
– Это обнадеживает. Ладно, поехали, – зажмурившись, решила я.
Мир подошел ко мне, отцепил мои же ладони от моих волос, нежно провел рукой по прядям, пропуская их между пальцев.
– Иди ко мне, – прошептал он, нежно притягивая меня к себе и прижимая к твердой груди. – Все будет хорошо, я обещаю.
Я теснее прижалась к Мирону, утыкаясь носом ему в грудь и блаженно прикрыла глаза, заражаясь его уверенностью и оптимизмом. И в тот момент мне казалось, что я бы так вечность простояла. В его руках было так уютно, так светло и безопасно, а окружающий мир вдруг стал обретать яркие краски.
– Поехали, нельзя заставлять твоего папу ждать, – мягко произнес Мирон.
– Угу, – пробубнила я, с неохотой выпутываясь из его объятий.
Держась за руки, мы вышли из дома и вышли на улицу, щурясь от яркого полуденного солнца.
– Хочешь за руль? – шкодливо поинтересовался Мир.
– Нет, – твердо отказалась я.
– Зря. Это отличный способ отвлечься.
– У меня нет прав. Это нарушение закона, – назидательно сообщила я.
– Зато у тебя есть я, – обнимая меня за плечи, проговорил Мирон, – а закон ты уже нарушала, когда везла меня после корпоратива к себе.
– Тогда был разумный риск. Ты был болен.
– Кстати, что там насчет ролевых игр? – игриво уточнил Мирон, – ты обещала мне медсестру.
– Ты уже не болеешь, – улыбнулась я тому, как легко у Мирона получалось разрядить обстановку.
К тому моменту мы уже устроились в салоне его автомобиля, и Мирон расслабленно завел мотор.
– Болею. Высочество, я неизлечимо болен тобой, – манерно признался Мир, но выражение его лица было как никогда серьезным.
Сердце забилось где-то в горле, а я опустила глаза, не в силах признаться, что тоже уже больна им. Зависима от него. И так сильно боюсь потерять, что в глазах темнело.
– Так что там с медсестрой? – напомнил Мир, пристально глядя на меня. – Хотя я неприхотлив, костюм Белоснежки меня тоже устроит. А дома ходи в костюме Евы. Предлагаю на выходных собрать твои вещи и перевезти их ко мне.
– Ты сначала встречу с папой переживи, – посоветовала я.
Мирон загадочно улыбнулся, решив на мой вопрос не отвечать. Я же повернулась к окну, внутренне готовясь к диалогу с папой. В том, что легко не будет, я не сомневалась и очень нервничала. От страха пересохло в горле, а ладони сами собой сжимались в кулаки. Впервые за свои двадцать один год я шла знакомить своего парня с папой…
Дорога до родительского дома показалась до безобразия короткой. Или я настолько ушла в себя, что не замечала времени, но очнулась, когда Мирон уже тормозил у отцовского дома.
– Пошли? – радостно поинтересовался майор.
Я его оптимизма не разделяла, но, уже зная Мирона, могла с уверенностью сказать, что он меня еще удивит. Главное, чтобы не как на первом корпоративе…
Мы вошли в родной подъезд и поднялись по лестнице на нужный этаж. Всю дорогу Мирон держал меня за руку, молчаливо поддерживая.
Остановившись у родительской двери, я нерешительно постучала. Услышав шаги со стороны квартиры, хотела отобрать ладонь у Мирона, но он не позволил.
Дверь нам открыл отец, как всегда серьезный и собранный. Он был одет в домашний костюм, что я расценила как хороший знак. Окинул нас пристальным строгим взглядом карих глаз, задержавшись на наших сплетенных ладонях. Нахмурился и пожевал губами, но предложил:
– Входите!
Мирон галантно пропустил меня вперед, зашел следом, прикрыл дверь и протянул ладонь папе:
– Мирон Демидов.
– Георгий Калинин, – отчеканил папа, но протянутую ладонь пожал, а я поняла, что до этого момента не дышала. – Проходите.
Я первая пошла в гостиную на поиски мамы и бабушки. Бабуля сидела на диване, чинно сложив ладони на коленях, а мамочка стояла у окна, напряженно ожидая развития событий. Папа с Мироном задержались в прихожей, но тоже прошли за нами. Я подошла к Мирону, вставая с ним плечом к плечу, и выдала:
– Мама, бабушка, это мой Мир.
И только спустя мгновение сообразила, как двояко это прозвучало. Прокашлялась, глядя в довольное лицо майора, и исправилась:
– Мирон. Мама – Татьяна Васильевна и бабушка – Антонина Степановна.
– Очень приятно, – мягко улыбнулась мама.
– Наконец жениха привела в дом, – сказала свое веское слово бабушка.
– Садитесь, – велел папа, напоминая всем, что главный в семье он.
Мирон спокойно опустился в кресло, а я, подумав, села рядышком на подлокотник и, как бабушка, сложила ладони на коленях, демонстрируя смирение.
Папа завел руки за спину, сделал два шага в сторону, держа театральную драматическую паузу и строго поинтересовался, глядя на меня:
– Марьяна, вчера я узнал много интересных подробностей твоей личной жизни!
Я нарочито тяжело вздохнула, как делала всегда, когда папа начинал лекцию, но мне на помощь неожиданно пришла бабушка.
– Георгий, Марья жениха в дом привела, может, предложим ему чай, пока не сбежал?
– Антонина Степановна, я недоговорил, – спокойно возразил папа. – Утром я узнал, что моя дочь в компании дочери подполковника Совы, дочери генерального прокурора Демидова и дочери адвоката Макеева попала в полицейский участок!
– Вас там не обижали? – вскинулась мама.
– Не-е-ет, – замотала я головой.
– Пьяные! – пригвоздил папа.
– Водички?.. – участливо спросила было мама, но под укоризненным взглядом папы осеклась.
– А причину попадания Марьи в участок вы выяснили? – совершенно спокойно уточнил у папы Мирон, выдерживая тяжелый взгляд родителя.
– Выяснил, – согласился папа, – но с вами, оперуполномоченный Демидов, я поговорю позже! Марьяна, объяснись!
– Это очень длинная и неинтересная история, которая уже закончилась, – проговорила я.
– Закончилась, значит! Почему моя дочь два года молчала о том, что ее преследует прокурорская морда? – рявкнул папа, теряя терпение.
