– Да так… – я пожала плечами.
– Аня, не связывайся с такими, как он, – назидательно проговорил Константин.
– Да вы всех парней вокруг меня забраковали! Марье Давыдов не нравится, тебе – мажор! Вам не угодишь.
– Давыдов – это кто? – тут же напрягся Костя.
– С фингалом у входа стоял, – подсказала Маша. – И я по-прежнему против.
Я застонала и расплылась по сиденью.
– А давай Костя тебя со своим коллегой познакомит? – воодушевилась Марья. – Зовут Дима, не женат, красавчик.
– Благодарю, но буду вынуждена отказаться, с дачи далеко в город на свиданки бегать.
– Точно, тебя же в ссылку отправили, – окончательно скисла Марья. – Ну потом, когда вернешься! Дима – отличный парень!
Я отвернулась к окну, не желая говорить, что в моей голове поселился, прописался и никак не желает выселяться майор с ярко-голубыми глазами, ямочками на щеках и нездоровой любовью к женскому полу.
Когда я увидела его на пороге Серёниного кабинета с опухшей скулой, уставшего и небритого, сердце сжалось. А от его пронизывающего, голодного взгляда мурашки побежали от затылка по позвоночнику. Делать вид, что мне все равно, становилось сложнее с каждым днем.
Родные пенаты встретили тишиной и пустотой, и я поняла, насколько все-таки соскучилась по родителям. По вечерам, когда они оба возвращались с работы, мы всегда собирались все вместе за поздним ужином. Они интересовались, как у меня дела в институте, а папа часто давал по-настоящему дельные советы. И пережить их отсутствие оказалось намного сложнее, чем я предполагала.
Побродив по пустым комнатам, написала сообщение сестре. Она тут же перезвонила, и мы несколько часов проговорили обо всем на свете. Я рассказала ей о мажоре, Давыдове и дневном происшествии, отчего сестра смеялась до слез.
– Ань, ну может, Давыдов не такой плохой, как его выставляют? – серьезно поинтересовалась Лера.
– Ему при мне звонила девица и звала в гости, – возмутилась я.
– И что? Свободным мужчинам часто звонят всякие девицы. Я тебе больше скажу – женатым тоже звонят, но это другая тема, – сквозь зубы процедила сестрица, а я поняла, что Генриха ждет внеплановое выяснение отношений.
– Не обижай Генриха, он лапочка, – попросила с улыбкой.
Особой чертой характера господина Шульца было то, что он никогда на Леру не ругался. На русском. Исключительно по-немецки. Когда он только начал ухаживать за сестрицей, то категорически ей не нравился. А «ангельский» характер у нас черта семейная… Опытным путем мы выяснили, что терпение у Генриха железобетонное, но когда он срывался, то ругался исключительно на немецком языке, отчего мне казалось, что если вокруг него нарисовать пентаграмму, то он непременно вызовет демона.
Помимо терпения Генрих обладал еще и невероятной способностью добиваться своего, и вот уже несколько лет он был крепко и счастливо женат на моей любимой и единственной сестренке.
– У него все в порядке, секретаршу поменяет – и окончательно все наладится. Повадилась стерва по ночам звонить, – возмутилась Лера.
– Надо отвадить, – важно согласилась я.
– Я уже в процессе. Но мы отвлеклись. Я помню Захара, и мне не кажется, что он вообще ни одной юбки не пропускает. Присмотрись, может, он не такой плохой. Но если он тебя обидит, я сама приеду, – кровожадно пообещала сестра.
– Люблю тебя, – смахивая слезы с глаз, сказала я.
– И я тебя. Все, ложись спать. Деду привет.
– Передам, – пообещала и отключилась.
Воодушевленная беседой с родным человеком, я уснула крепко и без сновидений.
Проснулась рано утром, собрала в сумку немного вещей и стала ждать Серёню. Дядюшка позвонил и попросил приехать на такси к нему домой – у него образовались срочные дела, а часть нужных мне вещей лежала у него.
Я снова заплела два любимых «бублика» на голове, надела короткий сарафан по случаю жары и вызвала такси.
Доехала до дома дядюшки с ветерком. Водитель мне достался не иначе как преданный поклонник Михаэля Шумахера и гнал так, что я вжималась в сиденье и стучала зубами, боясь произнести хоть слово и отвлечь незадачливого гонщика от дороги. И когда он притормозил не у нужного дома, а около соседнего, я быстро всучила ему деньги и выбралась из машины.
Подходя к дому Серёни, обнаружила, что любимый дядюшка стоит у подъезда мажора в компании троих неизвестных со зверскими выражениями на лицах. Парни что-то втолковывали дядюшке, он эмоционально отвечал, а я, испугавшись, что его, возможно, снова начнут бить, лихорадочно соображала, как помочь.
Влетела в первый подъезд и от души затарабанила в квартиру Давыдова, надеясь, что он дома. Один. Захар открыл дверь, широко распахнул глаза, собираясь что-то спросить, но я в этот момент уже тащила его за руку на улицу.
– Там наших бить собираются, – сообщила ему, резко развернувшись.
– Опять? – возмутился Давыдов и, задвинув меня, первый вылетел из подъезда.
Я пошла за ним, оставив сумку прямо на лестничной площадке. И на выходе врезалась в широкую спину Захара. У подъезда стоял Серёня, смотря на нас идеально круглыми глазами.
– Зохан, только не говори, что ты в таком виде погулять вышел, – сдерживая смех, попросил дядюшка.
И только тогда я сообразила посмотреть, а во что, собственно, одет Давыдов. На нем были белые боксеры… И все!
Захар посмотрел на свои ноги и повернулся ко мне с самым зверским выражением на лице.
– Анна, опять твои шуточки?
– Сережа стоял в компании трех громил. Они так его окружили, что я подумала… А у меня ни Ромика, ни мажора, ни даже коня под рукой. Вот и побежала к тебе за помощью, – я опустила голову, закончив предложение почти шепотом.
– Ну хоть сама не полезла, – выдохнул Давыдов, обнимая меня за плечи.
От близости его почти обнаженного тела стало невыносимо жарко.
– Пойдем, Анечка, поговорим, – хищно улыбнувшись, сказал Захар, уводя меня в подъезд.
Его ладонь ощущалась каленым железом на коже, а по всему телу у меня образовались мурашки.
Сережа молча отправился следом, поднял по пути мою сумку и зашел за нами в квартиру Захара.
– О чем мы будем разговаривать? – осведомилась я, не узнавая свой голос. Комариный писк.
– О твоей дружбе с мажором, Аня, – проникновенно глядя мне в глаза, сообщил Сережа.
Захар рядом с ним согласно кивнул. Они стояли плечом к плечу, закрывая собой входную дверь. А я не могла отвести взгляд от фигуры Давыдова, которую словно вылепили из глины. И его глаза… На меня никогда так не смотрели раньше. Так, словно он голоден. Его глаза скользили по моей фигуре, и мне казалось, что я стою перед ним совершенно обнаженная. Горячая волна собиралась внизу живота, скручиваясь в узел. Я посильнее сжала ноги и прикусила губу, заметив, как дернулся кадык у Захара.
