Только все было совсем не так.
Единственное, что осталось прежним, это снег. Он так же белел, ровно покрывая землю, совершенно безразличный к тому, что происходит.
А происходило вот что. Все вокруг сияло, будто бы погрузившись в мерцающее облако. И в этом сиянии все здания и окружающие предметы искажались, словно попали в кривое зеркало.
Станция ионизации, будто под действием какой-то странной силы, вытянулась вверх, неестественно нависая над нами. Забор вокруг территории пошел волнами, а прямо перед нами торчали из земли и двигались трубы станции опреснения.
Они, словно змеи, изгибались, менялись местами, опускались и поднимались снова. Из них фонтаном вырывалась вода.
– А-а-а!
Наташу обдало водой, но она даже не успела замерзнуть: ее одежда высохла, когда фонтан сменился залпом горячего воздуха, который тут же исчез.
– Я ничего не понимаю! Как мы тут оказались? – недоумевала Наташа. – Я не помню, где мы были до этого! У меня в голове шум! Все перемешалось!
Петя схватил ее за руку и затряс:
– Слушай! Мы с тобой ничего не помним, но главное, что все помнит Вася! Смотри на него!
– Держитесь рядом! – Я кинулся к трубам, подлезая под них и перелезая те, которые прижимались к земле. Все вокруг деформировалось, менялось местами и исчезало. Друзья бежали за мной.
Земля вспучилась, и в какое-то мгновение мы оказались на горе, а потом вдруг в яме.
Наташа чудом увернулась от внезапно выросшей из-под земли трубы.
Но, чем больше мы отдалялись от оранжереи, тем меньше буянили трубы и слабее становилось свечение.
– Понял! – заорал я. – Временная воронка захлестывает землю постепенно, небольшими фрагментами! Мы должны выбраться из этого места!
Я пытался сосредоточиться на действиях, чтобы не запаниковать, но я даже не представлял, каково сейчас моим друзьям, чья память менялась вместе с пространством.
Наконец мы выбрались из аномальной зоны.
Тут станция выглядела совершенно обычно. Если не оборачиваться и не смотреть, что делается буквально в ста метрах от нас, можно было подумать, что ничего не изменилось. А у самого забора стояло небольшое квадратное здание с железным ящиком на крыше.
– Вот она, физическая лаборатория! А в этом ящике, вероятно, спрятана пушка!
Я оглянулся. Волна свечения постепенно приближалась к нам.
– Ох, вы даже не представляете, что я видела… – начала Наташа, но я ее прервал:
– Потом расскажешь. Сейчас нам надо вон туда!
Мы кинулись к двери лаборатории. Она, конечно же, оказалась закрытой.
Петя достал кота и сунул Наташе:
– Подержи!
Он пнул дверь ногой.
– Давай вместе! Три-четыре…
Мы оба толкнули дверь плечами, и она вдруг сорвалась с петель и рухнула на пол. Мы упали на нее сверху.
В небольшой комнате, в которой мы оказались, стояли стол и шкафы. Наверх вела винтовая лестница.
– Наташа, жди тут! – скомандовал я. – И смотри, как только что-нибудь изменится вокруг, сразу кричи!
Мы взбежали на плоскую крышу, где находился большой железный ящик.
– Лазер должен быть тут.
Мы открыли ящик, но в нем оказался только маленький стол с рычагом посредине.
Петька, не раздумывая, дернул рычаг, и я чуть не провалился в дыру, которая появилась посреди крыши.
Оказалось, под действием рычага отрылись затворки, и на крышу на специальной площадке поднялся прибор. Желтый, навороченный, в два раза больше снегохода.
Лазерная пушка была очень похожа… на пушку с заостренным дулом, установленную на треноге, с округлым корпусом и монитором со значком прицела.
Я быстро огляделся. Исчезла оранжерея и станция ионизации. На месте исчезнувших строений была просто ровная земля, усыпанная снегом. Все белое. Первобытное. Даже забор, и тот остался только возле лаборатории.
С другой стороны был виден залив и пришвартованная к берегу плавучая атомная станция. А вдалеке проступали очертания нашего города.
Я наклонился к пушке, посмотрел в прицел.
Пушка была наведена чуть левее ПАТЭС. Пытаться закачать энергию прямо с атомной станции было бы рискованно. А вот с береговых сооружений, куда подавался ток со станции, можно попробовать. Я чуть поправил пушку, нацелившись на торчащий из берегового блока станции металлический щит, похожий на антенну. Именно сюда была подведена энергия с ПАТЭС.
– Теперь надо ее включить, – сказал я и подумал, что если пушка окажется такой же сложно устроенной, как снегоход, то мне придется туго.
К счастью, на ней оказалось не так-то много кнопок управления.
Я повернул выключатель, и прибор затарахтел.
– Ну, чего ты ждешь? – спросил Петька.
И действительно, времени у нас было в обрез. Я повернул рычаг мощности. С тихим раздражающим жужжанием, похожим на ультразвук, из пушки вырвался красный лучик – будто тоненькая красная нитка.
Я снова глянул в прицел. Кончик луча находился как раз посредине щита. Но, чем больше луч набирал силу, тем больше тарахтела и тряслась пушка.
Я повернул рычаг сбора до последнего деления, и пушка, сипя и подрагивая, стала вбирать энергию.
Я глянул туда, где раньше была станция опреснения. Светящийся воздух облаком надвигался на нас. До него оставалось не больше пятидесяти метров.
Неожиданно пушка заходила ходуном. Из треноги из-за тряски вылетел один болт.
Наконец пушка, покосившись, выключилась. Луч погас.
А вдалеке на ПАТЭС исчезли все огни. Я надеялся, что со станцией все в порядке. Весь наш остров получает электричество от нее.
– Кажется, нам больше не выкачать! – воскликнул я. – Все-таки это экспериментальная пушка. Я вообще не понимаю, как вся эта энергия поместилась в ней, и она до сих пор не взорвалась. Какие-то новейшие супераккумуляторы, наверное.
– Как ты думаешь, нам за это дадут медаль или хотя бы грамоту? – спросил Петя.
– Нам дадут по шее, – сказал я встревоженно. – Но, если мы сможем остановить изменения времени, тогда то, что мы сейчас делаем в новой реальности, не случится! Как все это сложно…
– Ну тогда побежали к машине? – предложил Петька.
