«Кажется, этот тип никогда не бывает в хорошем настроении», – отмечаю я, собирая пакеты.
Закончив, останавливаюсь у двери. «Интересно, мне нужно просто убраться из номера? Или он удостоит меня вниманием напоследок?»
Бросаю взгляд в настенное зеркало. «Боже, да у меня шоколадные усы!». Облизываю губы и стираю остатки усов пальцами.
– Мельниська! – Раздается за спиной его голос.
И в этот момент меня осеняет: это так он произносит мою фамилию – Хмельницкая.
– Да? – Оборачиваюсь я, ожидая, что он все-таки снизошел до благодарностей.
– Забейте сюда свой номер. – Говорит Карл, протягивая свой смартфон. – Я писать, когда необходимо.
Я беру телефон и вдруг замечаю пульт от телевизора в кармане его халата. И в ужасе отвожу взгляд: «Как я вообще могла подумать, что это был стояк?! Боже, как неловко!..»
– Вот. – Возвращаю сотовый.
Босс обводит меня взглядом и качает головой.
– Вы точно модный обозреватель в этом журнале? – С сомнением интересуется он.
– Вообще-то, да. – Отвечаю по-русски.
И с вызовом вздергиваю подбородок.
– Ясно. – Карл явно не удовлетворен ответом и сжимает губы. – Бардак.
– Вам не нравится, как я выгляжу? – Возмущенно спрашиваю я.
– Впредь одевайтесь так, как полагается сотруднику глянца.
У меня глаза лезут на лоб.
– Не нравится моя юбка? Я сама ее шила!
– До завтра. – Указывает он на дверь, давая понять, что разговор окончен.
Не чувствуя ног, я выхожу за порог. И вздрагиваю, когда за мной захлопывается дверь.
– Да пошел ты… – шепчу я, оборачиваясь.
И еле удерживаюсь от того, что не показать двери средний палец.
Глава 7
Лежа в ванной в своей квартире я закрываю глаза и прокручиваю в памяти события этого сумасшедшего дня. Бегство из квартиры любовника, знакомство с новым боссом, переговоры в аэропорту, шопинг, падение в объятия мужчины в халате… Обычно мне не нравятся мужские халаты, но у босса не было выбора – он остался без багажа, да и смотрелся в этом одеянии так брутально… И был таким горячим – наверное, вышел ко мне сразу после душа…
Я открываю глаза, сажусь и уставляюсь в стену.
«Нет. Только не это».
Нельзя думать о нем в таком ключе…
Беру бокал, делаю глоток вина и отставляю обратно на край ванны.
Перенапряжение – в этом все дело. День был насыщенным, сложным, нервным, и мне нужно просто немного расслабиться, ведь завтра будет не легче.
В этот момент в дверь раздается звонок.
«Позвонят и уйдут», – уговариваю я сама себя. Но звонок повторяется. А через минуту трелью заходится и мой телефон. «Мама» – написано на экране.
– Да. – Устало выдыхаю я.
– Дианочка, солнышко, открывай, это мамочка. – Беззаботно произносит она.
– Мам, это ты названиваешь сейчас в домофон?
– Ну, конечно, глупенькая! Иначе, чего бы это мне просить тебя открыть дверь? – Мать заливисто хохочет, и мне становится не по себе. Каждый раз, когда она пребывает в хорошем настроении, я невольно настораживаюсь: а что, если это из-за алкоголя? Или из-за того, что она нашла себе нового ухажера, который через пару недель ее бросит, ввергнув в пучину депрессий и запоев?
– Сейчас. – Вздыхаю я.
Поднимаюсь из воды, вытираюсь, накидываю халат и вздрагиваю, когда домофон снова начинает «орать» на всю квартиру. Нажимаю кнопку в коридоре, и трель обрывается.
Пока мать поднимается, я выливаю остатки вина в сливное отверстие, мою бокал и выбрасываю в ведро полупустую бутылку. Мать не смутит тот факт, что сама зависима от алкоголя, ей только в радость будет дать мне несколько бесценных советов о том, как правильно жить, сколько пить, с кем спать, и как строить свою жизнь.
– Привет, дорогая. – Войдя, она целует меня в щеку.
Я привычно принюхиваюсь и приглядываюсь: нет ли запаха, не дрожат ли ее руки. На удивление, мать выглядит свежо.
– Что? Что это? – Оскорбленно отшатывается она. – Ты опять обнюхиваешь меня, точно пес?!
– Мама, ты же знаешь почему. – Примирительным тоном замечаю я.
Отступаю на шаг назад и замечаю большую дорожную сумку, которую она ставит на пол.
– Это все в прошлом. – Отмахивается она. Запирает дверь, снимает пальто, вешает на крючок и сбрасывает с ног ботинки. – Видишь? – Мать театрально разводит руками. – Со мной все в порядке! Вот. И я уже три недели ни капли в рот не брала!
– Мам, а почему ты с сумкой? – Тихо спрашиваю я. – Что-то стряслось?
Улыбка уступает место смущению на ее лице.
– Я… Да в общем-то, ничего такого, дочь… – Она тут же спохватывается. – Я ведь поживу у тебя? Можно? Совсем немного, пока не найду себе жилье.
– Мам? – Я добавляю строгости в голос.
Ей приходится поднять на меня усталый, растерянный взгляд.
– Только не надо орать, ладно? Ненавижу, когда ты ведешь себя так, будто это ты моя мать, а не я – твоя.
– Я никогда не кричу на тебя. – Напоминаю я. – Это ты всегда закрываешь уши, когда тебе говорят что-то, что тебе не нравится.
– Не нужно делать вид, будто ты всезнайка, – раздраженно бросает мать, отправляясь на кухню, – и не думай, что ты чем-то лучше нас с бабушкой, и тебе удастся избежать той же судьбы!
Я стискиваю зубы.
Ненавижу, когда она делает это. Ее нельзя критиковать ни при каких условиях, иначе получишь в ответ порцию двойной критики. Ее нужно поддерживать – всегда. Даже если то, что она делает со своей жизнью, называется падением в пропасть.
Я не могу. Просто не могу быть понимающей дочерью, видя, как она методично убивает себя.
– Мам. – Останавливаюсь в дверном проеме.
– Где у тебя сахар? – Она кружит по кухне, пытаясь сделать себе чай.
– На столе, ты просто не заметила.
– Ох, точно. – Мать хватает сахарницу и, едва не рассыпав содержимое, начинает искать ложку.
– Мам, почему ты пришла?
– А ложки? – Она выдвигает ящики по очереди. – Какой же у тебя бардак! И опять холодильник пустой. Ох, как же ты живешь, Диана? Не удивительно, что до сих пор так никого себе и не нашла!
От нее пахнет дешевыми духами и затхлостью.
– Не переводи тему. – Прошу я, разглядывая ее спутанные волосы, которые давно следовало бы помыть.
Моя мать определенно нуждается в помощи.
– Чего ты хочешь от меня?! – Она с грохотом обрушивает на стол сахарницу и оборачивается, чтобы смерить меня рассерженным взглядом. – Если мне нельзя у тебя переночевать, то так и скажи!
