– О! – старец прищурился, – не думай, будто хвастаюсь, лишь отвечаю на твой вопрос, но давай-ка попробую… Так-так. Называют меня по-разному: Справедливость, Счастье, Добро, Улыбка, Грусть, Печаль, Любовь, Расставание, Ожидание, Тоска и Радость. Гнев, Восторг, Смех, Слёзы, Злость, Обида и Прощение. Разочарование, Ожидание, Предвкушение, Негодование и Нетерпение. Ликование и Сила. И это лишь самая маленькая часть.
– Ого! – подивился Вова, – это всё вы?
Старец легонько кивнул.
– Но, как же так? Ведь всё что вы назвали, это же не имена, а… а… а чувства! Так не бывает!
– А разве бывает это место? – вопросом ответил старец, – или то, откуда ты спасся? Однако же ты находился там и, теперь, находишься здесь. Где бы это здесь не было, верно?
Вовк замолчал, крепко-накрепко задумавшись. Старец был прав. Пусть он и был ещё ребёнком, охотно верящим во всё чудное и сказочное, более того – не просто верящим, а совершенно убеждённым, что всё – абсолютно всё! – бывает всамделе, – но, он, действительно, самым настоящим образом, а не с помощью фантазии, попал неведомо куда. Такое с ним было впервые. Да ещё и приключилось столько всего всякого разного, что не могло приключиться даже в новом парке, даже если добавить хорошую щепотку фантазии.
В конце концов, Вова это чувствовал совершенно точно, как и всякий ребёнок, что странный (а он всё же был странным!) дедушка не врал.
– Значит, это всё ваши имена, в самом деле? – уточнил он.
– Да, это всё мои имена, в самом деле, – серьёзно подтвердил старец. Лёгкая улыбка, однако, кажется, никогда не покидала его лица.
Вовк опять наморщил лоб. По всему выходило, что всё это воплощено в одном-единственном человеке? Пока это было сложно объять. Примерно, так же сложно, как прошлым летом он пытался представить себе расстояние от Земли до Венеры и, даже, до Солнца. Оно же огромно!
Старец в точности угадал все мысли своего молодого гостя.
– Ну, понять, как всё это умещается разом в одном человеке, ты обязательно поймёшь. Может быть, только, немного позже, не сейчас.
Точно так же ему отвечал и папа, когда Вова спрашивал что-нибудь такое, что не мог понять, а из объяснений ничего путного в голове не происходило.
«Подрастёшь – обязательно поймёшь», – говорил ему папа и трепал волосы. Будучи великим почемучкой, он не ограничивался лишь тем, что задавал «почему?». Вова обязательно запоминал свои вопросы и, например, ждал, когда же он уже подрастёт, чтобы понять, почему люди воюют по-настоящему, убивают друг друга? Или, почему мечтают жить уединённо, но уезжают в крупные города, где людей целый миллиард? Или, почему до сих пор не построили колонии на луне, вечно ища глупых оправданий в нехватке денег?
Теперь к ним добавился и этот вопрос. Как в ящичек.
– А, я хочу ещё спросить, можно?
– Конечно.
– Как я оказался здесь? – Вова развёл руками, – что это за место? И что случилось с Белым?
На этот раз старец даже потёр руки. Очевидно, именно этот вопрос он и ждал с большим нетерпением.
– Это место – граница. Между твоим миром и чёрным Кривомирьем. Прийти сюда пешком или прилететь на самолёте нельзя, но каждый человек на Земле, возможно и не единожды, побывал здесь. Впервые, попал и ты. А именно сюда, – старец обвёл руками бесконечное белое пространство, – ты попал потому, что тебя привёл ключ.
– Ключ от дома? – широко раскрыл глаза Вова. Сердце внутри него вдруг сильно-сильно заколотилось. Он тут же вспомнил, как ключик, как ему казалось, самым волшебным образом, материализовался на груди, придал ему сил и веры прогнать чернявого, согрел его. И, оказывается, привёл сюда.
– Да, и он, кстати, весит у тебя на шее.
Ключ действительно весел. Щемящая радость, как от встречи с потерявшимся домашним питомцем, разлилась внутри Вовки. Ключ. Вот что было его связующей ниточкой. А если бы он его… Нет! Вова и думать об этом не хотел.
– Когда я нашёл тебя, ты так крепко сжимал его в кулаке, что мне пришлось потрудиться, чтобы повесить его туда, где он и должен быть.
«Спасибо, спасибо, спасибо тебе», – мысленно шептал Вовк ключу.
– Ключ всё время был твоей связью с домом, когда от всего остального ты решил отказаться.
Вова перестал сквозь футболку сжимать ключ. Положил руки на стол.
– Отказаться?
– Да. В первую очередь отказался от своих воспоминаний, когда оставил вещи перед Кривомирьем. Избавившись от того, что было в рюкзаке – ты избавился от воспоминаний, оторвал их от себя. Сам себя сделал чужим, посторонним. Без двора и кола, а значит – одиноким корабликом ищущим пристани. И тебе она тут же была предложена. Лживая, но ловко замаскированная.
Нет-нет, я не виню тебя, ты был расстроен, зол, обижен. Не видел другого пути. Но всё же ты это сделал. Никто не мог этого сделать вместо тебя. Если бы не выбросил, то и не встретились мы сейчас, всё пошло бы иначе. Однако, раз мы здесь, то всё не так уж и плохо.
Вовк хотел возмутиться, оправдаться, ведь почему он только виноват? Он почувствовал, как негодование стало расти в нём. Но тут же, такое с ним уже было, когда хлопнул дверью перед носом чернявого, понял, что старец прав. Он понял это давно, просто уже успел подзабыть. Румянец прокрался на щёки Вовки. Старец это увидел и едва заметный блеск промелькнул в его глазах. Виду он не подал, чтобы мальчик не закрылся от этого. Старец очень хорошо знал, как дети могут действовать от противного и делать всё наперекор.
Вова опустил голову на грудь. Но ведь он не просто так захотел всего этого! Родители сами его…
– Никто тебя не выгонял, – мягко прервал горькие размышления мальчика старец, – не из дома, не из сердца.
– Но как же! Я видел! – в глазах защипало. – Видел, как они… А я….
Вдруг тяжёлая, как девятый вал, волна накатила на Вову. Ему стало тяжело дышать. Что-то забурлило в груди и целое озеро слёз мигом набралось внутри. Только это уже был не тот слепой гнев, какой привёл его в Кривомирье, а обида маленького ребёнка, хотящего, чтобы всё вернулось обратно, чтобы он вернулся домой к любящим маме и папе. Чтобы можно было повернуть время вспять.
Старец вздохнул и положил свои руки сверху на Вовины.
– П-п-п…, – пытался задать тот вопрос, – …п-оч-ч…
– Ну-ну, – сказал старец и Вова поднял на него глаза. Это «ну-ну» до отвращения знакомое, но сейчас оно прозвучало ласково, нежно и не причинило боли, – что-то ты раскис совсем. Разве это дело?
Без укоризны, ласково пожурил старец и обнял мальчишку. Он прекрасно понимал, что происходит внутри Вовки. Ведь он сам и был этим чувством. Всё что чувствовал Вова – чувствовал и он. В этом была разница между ним и… чернявым.
Спустя пару минут Вова успокоился. Какой-то, совершенно особенный запах исходил от старца. Вряд ли такое могло быть, но Вовк готов был поклясться всем чем угодно, что пахло от него его домом.
