Всхлипнув, Изобель швырнула кольцо в стену.
О да, умеет она выживать. Она – чемпионка.
Пошатываясь, девушка поднялась на ноги и подошла к шкатулке с драгоценностями. Хотя большая часть ее припасов уже была собрана в спортивную сумку и готова к турниру, кольца с самыми простыми заклинаниями она еще не упаковала.
Девушка протянула было руку за кольцом с заклинанием первого класса Прощай, боль в животе, но секунду спустя заметила кое-что очень странное. Кольцо не мерцало магическим светом.
Магия не пульсировала ни в одном из камней в ее шкатулке.
И ни в одном из колец на ее пальцах.
Совершенно сбитая с толку, Изобель сделала шаг назад, а затем опустилась на колени и расстегнула свою спортивную сумку. Внутри была одежда, бутылка с водой, снеки длительного хранения, тампоны и – на дне – магический арсенал для турнира: разнообразные заклинания и проклятья, склянки, наполненные предварительно собранной сырой магией.
Вот только они были пусты.
А камни с заклинаниями и проклятьями потускнели.
– О, нет, – простонала Изобель.
Этого просто не может быть.
Магия не просто исчезла.
Пытаясь успокоиться, Изобель инстинктивно потянулась к висящему у нее на шее медальону мамы. В нем тоже был магический камень – тот самый, в который Рид запечатал Тараканью броню.
Но, открыв медальон, девушка… ничего не увидела.
И тут она поняла.
Исчезла не сила. Исчезло ее восприятие магии. Она не могла ее видеть, не могла чувствовать, не могла использовать. Ни заклинания, ни проклятья, ничего.
Изобель прижала руку ко рту. У нее в голове заиграли отголоски похоронного марша.
Церемония открытия начнется через несколько часов, а она совершенно беззащитна. Ей повезет, если она сможет пережить эту ночь.
Нужно все рассказать отцу. Даже если он не сможет ничего исправить, он поставит в известность семью. Они найдут другого чемпиона. Но…
Ее грудь сжалась. Он может подумать, что она сделала это с собой нарочно. После того, как она сказала ему, что не хочет быть чемпионом, после того, как он обвинил ее в трусости и неблагодарности, в том, что она стыдится своей семьи, он вне всяких сомнений заподозрит саботаж.
И тогда ее будут ненавидеть и мать, и отец.
Но ведь лучше так, чем быть мертвой?
Нет.
За этот год Изобель сполна познала, каково это, когда тебя ненавидят люди, которым ты когда-то была дорога. Когда тебя ненавидят все.
Маму она оттолкнула сама. И проклятье испортила тоже сама.
Но она не может потерять единственного человека, который у нее остался, человека, который верил в нее больше, чем кто-либо. Больше, чем она сама.
– Может быть, это временно, – попыталась убедить себя Изобель. – Может быть, через несколько часов это пройдет само по себе.
«И, может быть, через несколько часов тут появится фея-крестная и исполнит три твоих желания».
Если и есть способ это исправить, она должна найти его сама.
Если у нее не получится, она умрет.
Но она уже приняла решение. Если ей суждено умереть, она умрет чемпионкой.
13. Гэвин Грив
Исторически последней возможностью саботировать чемпиона является церемония открытия турнира. После нее начинается настоящая борьба.
«Традиция трагедии»
Сегодня вечером начнется турнир; семь чемпионов будут сражаться друг с другом, пока в живых не останется только один из них. Победитель турнира.
Разумеется, по такому поводу в Ильвернате закатили вечеринку.
Гэвин чувствовал вязкое напряжение, царящее в городском банкетном зале. Видел, как смотрели друг на друга члены семейств – участников турнира. Слышал, как они желали удачи своим чемпионам – неискренне, скорее прощаясь с ними навсегда. Видел голод на лицах каждого присутствующего в зале – и было неважно, чего они жаждали больше, алкоголя или крови.
Банкет в честь начала турнира всегда проходил тихо, в тайне. Но в этот раз кому-то из журналистов и зевак удалось пробраться на мероприятие, несмотря на защитные чары, которые должны были не пускать тех, кого не было в списке приглашенных. Сверкнули вспышки фотокамер, проклинатели разинули рты, а Гэвин задался вопросом, найдут ли они способ проникнуть и на территорию турнира. Интересно, как скоро фотография его изуродованного трупа появится в «Ильвернатском затмении»? Наверное, она даже не попадет на первую полосу.
Гэвин старался держаться задней части зала, рядом со столом с закусками, со вкусом расставленными вокруг портретов чемпионов прошлого турнира. Он с раздражением воткнул зубочистку в кубик сыра возле изображения Питера Грива – который точно так же пал жертвой проклятья Древние стрелы. Члены его семьи не теряли времени даром и направились прямиком к бару. Мама уже покачивалась на своих высоченных шпильках.
Гэвин заметил, что рядом с ней потягивает свой напиток Рид МакТавиш. Он поймал его взгляд и подмигнул, а затем неторопливо направился к нему. Вид у него был очень самодовольный, как у кота, во рту которого еще остались птичьи перья.
– Ну, что, Грив, – сказал он. – Как тебе мой маленький подарок?
Сейчас татуировка в виде песочных часов была скрыта под тканью дешевого костюма – того самого, в котором Гэвин был на свадьбе Каллисты. Молодой человек не использовал магию с тех самых пор, как тогда сотворил Спичку. Честно говоря, Гэвин до жути боялся того, что может произойти, когда ему все-таки придется это сделать, – хоть и не хотел в этом признаваться.
– Хорошо, – проворчал он.
– И вы хоть немного поразмыслили над моим предположением? Что в этой печальной маленькой игре есть нечто большее, чем победа?
По правде говоря, Гэвин совершенно забыл об этой части их разговора. Он обдумал ее – очевидно, Рид пытается предложить ему еще одну сделку. Но в погоне за победой на турнире Гэвин уже превратил свое тело в неестественный магический сосуд. Ему не хотелось снова становиться лабораторной крысой.
– Теперь я знаю цену сделок с вами, – прохрипел он. – Уходите, МакТавиш.
– Вам же хуже. – Рид поднял свой бокал в насмешливом тосте и растворился в толпе.
Гэвин сделал глубокий вдох и попытался успокоиться – но это было непростой задачей, учитывая, сколько здесь было других чемпионов. Когда-то он собирал на них досье – а сейчас они были с ним в одной комнате.
Вот Финли Блэр, нацепил галстук малинового цвета, очень похожего на цвет высшей магии. Рядом с ним Элионор Пэйн позирует журналистам. Изобель Макаслан – ее рыжие волосы кровавым пятном рассыпались по спине белого платья.
