— Не сомневаюсь, дочка, — ответил отец. — Скажи только, он тебе не… изменил?
Я думала, он спросит «Не сделал больно? Не поднял руку?», но у отца была другая болевая точка — измены. Ох, знал бы он, что это его дочурка в счастливом браке заинтересовалась другим парнем. Впервые я подумала о том, сколько боли могла причинить Максу, — не меньше, чем мама отцу, когда начала изменять. А ведь Макс не скрывал, что безумно ревнует.
— Нет, — сказала я, — он верный муж, просто обманул меня в одном вопросе. Даже не обманул, а утаил правду, а для меня это важно.
Не предупредил, что бесплоден. Придумал дурацкий секс втроём. Всего-то делов.
— Ничего, всякое в жизни бывает, — сказал папа. — Отдохнёшь и примешь правильное решение. Какие у тебя планы на вечер? Я хотел тебе кое-что показать. Может, ты повеселеешь.
— Показывай! Я не против повеселеть.
Папа привёл меня к гаражу, где дедушка хранил свой мотоцикл с коляской. Сколько я себя помнила, тут всегда стояла древняя колымага, покрытая паутиной и ржавчиной. После смерти деда отец отказался сдавать её на металлолом, хотя мама ругалась и требовала освободить сарай под летнюю кухню.
Папа распахнул двери, включил свет и жестом фокусника показал на блестящий зелёный бок новенького мотоцикла.
— Ого! — вскричала я. — Ты купил мотоцикл?
— Не купил, Олюшка! Отремонтировал. Разобрал до последнего болтика, почистил, покрасил и обратно собрал! Дедушка катал меня на нём в детстве. Я мечтал, что заимею такой же «Урал», когда вырасту.
— Выходит, мечты сбываются? — я крепко обняла отца.
— Выходит, что так! — засмеялся он.
Вечером мы принарядились и поехали в посёлок на вечер тех, кому за пятьдесят. По пятницам в местном ДК устраивались танцы для пенсионеров. Всё что угодно, лишь бы не сидеть дома и не плакать о том, что у меня не будет детей от любимого человека! Я чувствовала себя так, словно потеряла этих детей. Словно они умерли на моих руках от неизлечимой болезни — один за другим. Я лишилась того, чего у меня никогда не было, а больно было по-настоящему.
Мы с папой произвели фурор, припарковавшись на зелёном «Урале» у Дома культуры. Я изящно вылезла из коляски, а папа лихим движением снял шлем и тряхнул светлыми волосами. Меня наперебой приглашали старички, а папу утащили танцевать бойкие сорокалетки. Я опасалась, что они и в постель его затащат, поэтому приглядывала за папой. На пару часов мы закружились в танцах под Талькова и Пугачёву.
Позвонил Макс. Я собиралась ответить, но горло перехватило от спазма. Нет, я ещё не готова к спокойному разговору. Я не знала, что сказать мужу. Что можно обсуждать в подобной ситуации? Разговоры ничего не решали.
Поздно вечером, когда мы вернулись на дачу и готовились ко сну, пришло сообщение: «Оля, если захочешь развестись, я тебя пойму. Позвони дяде Боре. Он займётся разводом, нам даже не придётся встречаться. Раздела имущества не будет, всё останется тебе. Прости меня. Если бы я мог исправить ситуацию, я бы это сделал». Я в раздражении чуть не швырнула телефон в стену. «Позвони дяде Боре»! «Прости меня»! «Если бы я мог»!
А как же моя любовь?
Как же наша любовь?
Или это совсем ничего не значило?
Это конец?
***
В понедельник я поехала в студию. Хочешь не хочешь, а фотографии Ильи обрабатывать нужно. «Финмосбанку» пора запускать рекламную кампанию. Илья уже сделал первую запись в своём блоге на сайте банка: сообщил, что благополучно прилетел в Катманду и выложил фото на фоне буддийского храма. Я любовалась лицом Ильи — немного усталым, но по-прежнему привлекательным и знакомым до последней чёрточки. Позади него стояла группа альпинистов с рюкзаками, и я ощутила укол ревности: две недели Илья Долин был только моим (ну хорошо, не лично моим, а нашим с Максом), а теперь вернулся в естественную среду обитания. Горы, друзья, палатки, трудный и опасный путь на вершину — вот что теперь составляло его реальность.
Илья уехал в Непал.
Мы с Максом расстались.
Всё разрушилось.
За выходные, проведённые на даче с отцом, я обдумала ситуацию и… не нашла никакого выхода. Я буду несчастна, если останусь с Максом, и буду несчастна, если уйду от него. Я любила его чудовищно, до замирания сердца и остановки дыхания. Мысль о том, что у нас не будет детей, меня убивала. А мысль о том, что Макс три года скрывал бесплодие, причиняла страшную боль. Он не поделился со мной, не доверил свою тайну, не захотел ничего обсуждать. Он и сейчас не собирался разговаривать на эту тему. Просто написал сообщение, что готов к разводу и оставляет всё имущество мне. В качестве компенсации, что ли? Это великодушный поступок, но моих проблем он не решит.
Я чувствовала себя погано. Слёзы то и дело наворачивались на глаза. Я не знала, что делать. Из этой ситуации не было выхода, который бы меня устроил. Я хотела ребёнка от любимого человека — но я никогда его не получу. Разлюбить Макса и полюбить другого мужчину без проблем с деторождением я тоже не могла.
Тупик.
— Привет, дорогуша!
В студию ворвался Ларик, да так резко, что я не успела свернуть фотографию на экране компьютера. На ней два полуголых мужика в касках лежали друг на друге. Выглядело весьма двусмысленно.
— Ох ни хрена ж себе! — завопил Лаврик и кинулся к компьютеру. — Стой-стой, не убирай! Это где вы так развлекались?
— Ездили на природу, — нехотя ответила я и закрыла фотографию.
Нечего Лаврику пялиться на моих мужчин! То есть на мужчин, которые несколько дней принадлежали только мне. Они меня обманывали и пытались тайно оплодотворить, но тогда я этого не знала и летала на крыльях от счастья.
— А чего ты такая грустная? — прищурился Лаврик, и я заметила, что в его внешности кое-что поменялось. Он стал другим, непохожим на себя. Подстригся, наверное. — Неужели Макс изменил тебе с Ильёй?
— Ой, лучше б изменил, тоже мне проблема.
— Да что случилось? Рассказывай!
— Нечего рассказывать, — отмахнулась я. — Илья уехал покорять Эверест, а мы с Максом повздорили, и я сбежала к папе на дачу. Уже третий день там живу. Папа научил меня водить мотоцикл «Урал» — зверь, а не машина, круче моего джипа.
Лицо Лаврика вытянулось, он плюхнулся на диван:
— Ты мне зубы-то не заговаривай. Почему вы с Максом поссорились?
— Он меня обманул, — ответила я и прибавила: — но я не хочу это обсуждать. Возможно, мы разведёмся.
— О май гад… — вырвалось у Лаврика.
«О боже мой»! Вот именно.
— Вы не можете развестись! Вы любите друг друга!
Нужно срочно переводить разговор на другую тему, иначе Лаврик выклюет мне мозг!
— А у тебя что нового? — спросила я. — Ты подстригся? Почему ты так странно выглядишь?
