Стащила джинсы с упругих ягодиц и впилась ногтями в кожу. Мы соединились быстро, жадно, с громкими стонами. Никаких презервативов: Макс больше не притворялся, что беременность возможна.
Это был наш первый секс после секса в спальном мешке, когда я целовалась с Ильёй, а Макс брал меня сзади. Сладкое и мучительное воспоминание, заставлявшее сердце сжиматься, а вагину пульсировать. Я знала, что не забуду ту ночь до конца жизни, даже если вдруг стану бессмертной.
***
Три дня мы провели в постели, иногда выбираясь в душ или прихожую, чтобы забрать еду у курьеров из ресторана. Даже на звонки не отвечали. После того, как я приняла решение сохранить брак, на душе стало спокойно. И немного грустно. Но это была не острая жалящая грусть, а тихая и смиренная. Она не причиняла боли.
Мы смотрели кино, лёжа в обнимку. Когда Макс выбирал фильм, то случайно нажал на другую кнопку, и включился новостной канал. «Во время схода лавины на Эвересте пропало без вести пятьдесят альпинистов, передает телеканал «Би-би-си». Гражданство пропавших уточняется. По данным непальских чиновников, в базовых лагерях на Эвересте находится по меньшей мере тысяча альпинистов. В данное время связи с ними нет».
Меня снесло с кровати, как ураганом. Я подскочила с телевизору и начала лихорадочно тыкать на все кнопки. Кое-где шли новости, но ничего нового ведущие не сообщали: в горах случилось землетрясение, сошла лавина, пропало пятьдесят человек, связи с базовыми лагерями нет, ждите следующий выпуск через три часа.
Руки тряслись, подбородок дрожал так сильно, что я боялась прокусить губу.
Макс обнял меня:
— Чш-ш, милая… Я уверен, с Ильёй всё в порядке. Он опытный альпинист.
Он успокаивал меня, но в голосе звучала тревога.
— Макс, выясни, где он! — зарыдала я. — Позвони отцу! Кто в банке отвечает за связь с Ильёй? У них должен быть телефон!
— Я выясню. Но там не везде ловит сотовая связь.
— А как Илья выкладывает фотографии?
Размазывая слёзы по щекам, я ринулась за телефоном. Открыла блог Ильи, который не читала с тех пор, как мы с Максом помирились, и начала листать странички. Нашла последнюю запись. Илья сообщал, что благополучно прибыл в базовый лагерь, и выложил фотографию — море разноцветных палаток у подножия громадной, чудовищной, пугающей горы, чья вершина растворялась в небесной синеве. Илья улыбался во все тридцать два зуба и щурился от яркого солнца. На шапочке у него красовался логотип «Финмосбанка». Наверное, специально надел перед тем, как сделать селфи. Эта запись была датирована днём схода лавины. Более свежих постов не было.
Я бессильно опустилась на пол и заплакала навзрыд:
— Макс, найди его, я тебя умоляю…
Макс присел рядом и до боли сжал мои пальцы:
— Ольга, я сейчас принесу тебе успокоительное и поеду в банк. Эту экспедицию курирует один парень из рекламного отдела, наверняка у него есть спутниковая связь с русской командой. Я знаю, он разговаривал с Ильёй несколько дней назад. Обещай, что ты успокоишься и будешь вести себя разумно.
Я вытерла слёзы и закивала. Лицо Макса было бледным и до крайности обеспокоенным. Такого Макса я ещё не видела: губы сжаты в твёрдую линию, суровый взгляд, решимость в глазах.
— Хорошо, иди, — сказала я, подавляя всхлипы, — я сейчас возьму себя в руки, не беспокойся обо мне.
— Молодец, любимая. Держись. Скоро мы выясним, где Илья.
Он встал.
— Макс, подожди, — я обхватила его колени и посмотрела вверх. — Я люблю его! Я только сейчас это поняла! Если Илья жив, я хочу родить от него ребёнка. Не потому, что это будет замена нашему ребёнку, а потому, что он будет зачат от любимого человека. Я люблю вас обоих. Теперь я уверена, что это возможно! Обещай, что никогда меня не бросишь, ты мне нужен, без тебя моя жизнь пуста!
Макс отвернулся и потёр руками глаза. Кажется, он пытался скрыть слёзы. Потом наклонился и россыпью лёгких поцелуев покрыл моё лицо:
— Мы его найдём, обещаю. Ты родишь ребёнка, и мы втроём его воспитаем. Всё будет хорошо.
***
Понадобились сутки, чтобы дозвониться до американской экспедиции. У них единственных была спутниковая связь с большим миром. Выяснилось, что лавина сошла по склону, на котором в тот момент не было альпинистов, но около пятидесяти человек оказались заблокированы во втором базовом лагере — почти на километр выше, чем остальные участники восхождения.
Пока проложили новый маршрут по лавинному снегу, пока люди спустились, пока починили вышку сотовой связи, пострадавшую от землетрясения, журналисты успели растиражировать утку о «трагедии» на Эвересте. Американец слышал только о двух филиппинцах, получивших переломы, — их уже отправили в больницу. О русском альпинисте Илье Долине он ничего не слышал, но пообещал Максу передать записку в русский лагерь. В записке Макс попросил написать: «Илья, позвони Максу Ольховскому». Продиктовал фамилию по буквам, потому что американец пять раз переспросил, как она пишется.
Мы ждали звонка днём и ночью. По какой-то непостижимой логике разница во времени между нами и Ильёй составляла два часа сорок пять минут. Я никак не могла понять, который сейчас час на Эвересте.
Илья позвонил по скайпу через полтора дня, когда я сгрызла от волнения все ногти на руках.
— Привет, Оля! — сказал он с широкой белозубой улыбкой. — Привет, Макс!
— Ты живой, — выдохнула я.
Парочка предательских слезинок скатились по щекам, хотя я поклялась, что не буду истерить во время разговора. Когда твой любимый — альпинист, ты должна научиться выдержке и хладнокровию. Макс положил руку мне на плечо.
— Определённо живой! — подтвердил Илья. — Извините, не смог сразу позвонить, был занят на горе. Её немножко завалило снегом, мы прокладывали маршрут, чистили лагерь.
Его нос и щёки покоричневели от загара, вокруг глаз белели пятна от солнечных очков, а челюсть покрылась плотной щетиной. Наверное, две недели не брился.
— Ты должен приехать в Питер, — сказала я без предисловия.
— Когда? — спросил Илья.
— Чем раньше, тем лучше. Мне нужно с тобой поговорить. То есть нам, — я глянула на Макса.
Он кивнул и пояснил:
— Илья, я рассказал Оле правду. Она всё знает.
Илья перевёл взгляд на меня и спросил:
— Ты меня ненавидишь?
— Нет!
— Прости меня. Я поступил эгоистично. Когда так сильно любишь замужнюю женщину, трудно себя контролировать. Используешь любую возможность, чтобы к ней прикоснуться, но при этом помнишь, что она не твоя… — Он прервался и посмотрел куда-то вбок. Моргнул несколько раз. Солнечный свет на Эвересте был совершенно нереальным — жёстким и беспощадным, как остро заточенный нож. Он резал глаза даже через экран телефона. Илья снова посмотрел на меня: — Я помню каждую минуту с тобой.
