Мне хотелось зарыдать и крикнуть, что я тоже его люблю, но изображение двоилось, троилось, распадалось на пиксели. Звук тоже иногда пропадал. Плохой момент, чтобы говорить о любви и детях. Такие вещи говорят лично — глаза в глаза, лицо к лицу, рука в руке. И лучше в постели.
— Илья, слушай меня внимательно, — деловым тоном произнёс Макс. — После восхождения ты должен вернуться в Петербург. «Финмосбанк» поможет тебе с жильём и работой…
— Ольховские, — засмеялся Илья, — признавайтесь, что вы задумали?
— Просто ты нам нужен, — ответил Макс. — Нам обоим.
— Спасибо, — серьёзно сказал Илья, — всегда приятно знать, что ты кому-то нужен. Но сейчас мне трудно что-либо обещать… — и тут скайп завис. Мы с Максом видели лицо Ильи — знакомое до последней чёрточки, но неуловимо изменившееся за две недели разлуки. Экран пошёл квадратиками пикселей и мы услышали обрывок фразы: —… но я постараюсь вернуться…
***
Наш супружеский секс стал нежным, вдумчивым и чересчур эмоциональным. Я несколько раз плакала на груди Макса после оргазма. Муж гладил меня по волосам и был непривычно молчалив и подавлен. Мы как будто боялись признаться друг другу, что безумно скучаем по Илье, что его образ не выходит у нас из головы даже во время секса.
— Когда у тебя овуляция? — спросил Макс.
— Сейчас.
— А следущая?
— Приблизительно в середине мая. А почему ты спрашиваешь?
— Ты знаешь, когда Илья пойдёт на вершину?
— Точная дата неизвестна, — ответила я. Вспомнила статьи об Эвересте и рассказы Ильи: — Обычно погодное окно выпадает на конец мая, и тогда все альпинисты дружно поднимаются на вершину.
— Вся толпа? Тысяча человек?! — ужаснулся Макс.
— Ну не все же из них альпинисты, — предположила я. — Там есть шерпы, журналисты, повара и носильщики…
— Сколько продлится погодное окно?
— Два-три дня. Может быть, пять.
Мы замолчали, перенесясь мысленно в базовый лагерь, где куча народу готовилась к восхождению. Палаточный лагерь, буддийские молитвенные флажки, заснеженные пики — и горстка отчаянных смельчаков, у каждого из которых была причина рискнуть жизнью. Не все из них вернутся с вершины. Кто-то останется лежать там навечно. От этой мысли по позвоночнику пробегал холодок.
Однажды Макс спросил:
— Может быть, съездим куда-нибудь? Мы так мечтали об отпуске.
— Ну можно…
Текущие заказы я закончила, а новых не брала. Макс тоже был свободен до самого июля.
— Куда бы ты хотела, любимая?
— Не знаю. Туда, где море, пальмы и белый песок?
— И тигровые креветки на шпажках? — спросил он.
— Смузи из манго.
— Секс на белоснежных простынях… — без воодушевления продолжил Макс.
Он тоже вспомнил, что мы пригласили Илью на море. И он даже согласился поехать, чтобы купаться голышом, пить вино и слушать прибой вместе с нами. Он никогда не отдыхал на курортах, а нам без него теперь не хотелось никуда ехать.
Мир остановился.
Я глубоко вздохнула — получилось так жалобно, что Макс обнял меня и начал покачивать в объятиях.
— А что если?.. — начал он.
— Что?
— Да нет, мы не потянем. Это очень рискованно.
— Да что? Говори! — я села в кровати и требовательно посмотрела на Макса.
На его лице сменялись противоречивые чувства — от надежды до горечи, от радости до печали. Наконец он разлепил губы и спросил:
— А что если нам поехать на Эверест?
Сердце подпрыгнуло и взволнованно застучало:
— Прямо в базовый лагерь? Вряд ли нас туда пустят. Представляешь, сколько желающих потусоваться с альпинистами?
— А мы поедем в качестве спонсоров — как представители «Финмосбанка». Сделаем официальные пропуска. Я слышал, туда пускают только по пропускам, чтобы туристы не мешали спортсменам.
— Но базовый лагерь очень высоко, Макс! Ты уверен, что мы не сдохнем по дороге? Горная болезнь никого не щадит.
— Купим самые дорогие медицинские страховки! Наймём десять шерпов, чтобы тащили наши чемоданы на колёсиках. Купим стадо яков.
Я засмеялась — не от слов мужа, а от того, как загорелись его глаза. Возможно, это было именно то, что Илья называл «почувствовать себя живым».
— Ты в курсе, что дорога от Катманду до Эвереста занимает больше десяти дней? Нам придётся начать тренировки на выносливость.
— И пройти медкомиссию.
— И купить специальную одежду.
— И забронировать билеты и гостиницы.
— А там есть гостиницы? — засомневалась я. — Разве мы не в палатке будем ночевать?
— Ммм, обожаю палатки и спальники, ты такая горячая в них, такая развратная, — Макс зарычал, как голодный лев, и подтащил меня к себе.
Я охотно легла под него и раздвинула ноги:
— Представляешь, как удивится Илья?
Макс усмехнулся:
— Хочу увидеть его лицо, когда он узнает, зачем мы приехали.
***
Чтобы попасть в лагерь к середине мая, мы должны были вылететь в Катманду через две недели. Хлопот было невпроворот!
Первым делом мы поехали к Михаилу Семёновичу, папе Макса. Нужно было заручиться его согласием, прежде чем выбивать пропуск в базовый лагерь, получать визы и планировать поездку.
От нетерпения я готова была прессануть свёкра сразу после приветственных объятий, но Макс знал своего папеньку лучше. Сначала мы пообедали с его семьей — беременной Каролиной и весёлой Дунькой, которая беспрерывно тарахтела о том, как ждёт сестричку, чтобы поиграть с ней в волшебных лошадок. Потом мужчины уединились на террасе, а девочки остались в столовой пить чай с пирожными. Каролина спросила, когда мы с Максом соизволим сделать Михаила Семёновича дедушкой? Он так мечтает о внуках. Я ответила, что мы плотно над этим работаем. Буквально ночи не спим. Иногда даже днём находим время.
— Старайтесь лучше, — посоветовала Каролина, поглаживая животик.
Макс провёл вечер с отцом на террасе, распивая коньячок и рассказывая, каким шикарным информационным поводом могла бы стать поездка на Эверест кого-нибудь из руководителей «Финмосбанка». Можно было бы смонтировать документальный фильм и использовать его в качестве рекламы. Можно наделать кучу сногсшибательных фотографий для рекламного отдела. Можно, в конце концов, поддержать альпиниста Долина — это вызвало бы позитивные настроения у клиентов и сотрудников банка. Почему он один карабкается на гору, как сирота неприкаянная? Надо ему помочь! Привезти ещё один корпоративный флажок и водрузить в базовом лагере.
