Мокки меланхолично постукивал ногтями по бутылке. Я прикрыла глаза и, поколебавшись, нашла в темноте его острое холодное плечо — уложила голову на него.
Вдруг тихий потусторонний скрип о люк над нами — уже привычный — сменился куда более натуральным звуком: рокочущим раскатом грома, за которым мгновенно последовал тяжелый шум дождя.
С ума сойти. Опять гроза. Даже в этой проклятой зоне!.. Не люблю весну именно за это — слишком часто, слишком беспощадно льет и терзает, раскалывает город, горы, горе пополам. Я невольно провела рукой по задней стороне своей шеи, над шрамами и рисунками, и Мокки почувствовал мое шевеление.
— Так, по ходу, впереди нас может ждать что угодно, и поэтому я хочу напомнить тебе, что ты сильная натура, Джерри, — хрипло и непререкаемо заявил он. — Ты не будешь бояться какого-то долбанного дождя. Приказ понятен?
— Ты сейчас серьезно?
— Да, Джерри, я охренеть мать твою как серьезно. Шуточки — вообще не моя стихия, и я поражен до глубины души тем, что все еще веришь, что мы с юмором иногда заходим друг к другу в гости, — я прямо видела, как Бакоа в темноте взметнул вверх изящную бровь.
— Слушай, ну с поэтикой у тебя все отлично, — проворчала я. — А там и до юмора недалеко. Юмор, как ни крути, это просто гимн отчаянью, когда мозг не может совладать с контрастом между красотой и болью окружающего мира.
— Прекращай свои текстовые штуки, Джеремия.
— Прекращай говорить со мной приказным тоном. Ты мне не шеф.
— Я и не говорил с тобой по-шефски. Разговоры по-шефски — это удел тех избранных, кого на следующий день хоронить будут. А тебя я меньше всего хочу увидеть в подземной горизонтальке со сложенными руками.
И не успела я подумать, что это, должно быть, очень приятная фраза на языке отбитых гильдийцев, как Мокки продолжил, лениво растягивая слова:
— Ведь это мне придется за твои похороны платить, верно?
Я легонько боднула его головой о плечо. Мокки дернул меня за ухо, потом тяжело вздохнул и вновь забулькал вином.
— Ты все равно дрожишь, — недовольно резюмировал он минуту спустя. — Это дождь, просто дождь, Джеремия. Вода, низвергающаяся вертикально. Нет смысла бояться.
— Ты же знаешь, что дело не в дожде. А в Зайверино. Гроза напоминает мне о случившемся.
— Ну и что?.. Однажды придется оставить это в прошлом, — Бакоа философски пожал плечом. — Хотя я соглашусь: ночь и впрямь была дерьмище. Я знал, что суша не встретит меня с распростертыми объятиями, но такое?... Недружелюбие Шэрхенмисты превзошло все мои ожидания. Хоть обратно ныряй, чертыхаясь.
— Однако ты не нырнул, а все равно остался с нами. Почему?
Задав этот вопрос максимально небрежным тоном, на самом деле я подобралась и навострила уши.
Дело в том, что Мокки очень редко говорит о Рамбле и своем прошлом. Точнее, он в принципе о них не говорит — так чтобы нормально, цельным монологом. Лишь иногда упоминает что-то или неохотно бросает кусочек информации мимоходом — будто кость бродячему псу, что, конечно, не вдохновляет на дальнейшие расспросы.
Однако сейчас — в нашей хриплой темноте, которой ни видно ни конца, ни смысла, — я подумала, что у меня есть шанс узнать чуть больше, чем обычно.
И не прогадала.
Вор тяжело вздохнул. А потом переместил мою уставшую голову себе на грудь, и, приобняв (сердце мое забилось), проговорил:
— Чтоб ты знала, в Рамбле за мою голову назначена такая цена, что даже распоследняя селедка с удовольствием ее отпилит. Найдет где-нибудь лобзик и давай потихонечку-полегонечку, до победного конца. Я мог бы жить и скрываться под чужими именами, но… Джерри, давай по правде: в Рамбле до ужаса скучно. Ты у нас не была, верно? Так вот поверь: жить на сниженной скорости — это отстой. Даже пощечину ни с того ни с сего дать не можешь — пока замахнешься, соперник все осознает. Хоть придонные маски и помогают со всеми этими подводными неувязками, но у вас всё гораздо интереснее и быстрее. Но если мне наскучит — я вернусь. И с удовольствием побегаю от этих идиотов.
— А что ты такого сделал, что стоишь — как преступник — так дорого?
Вопросы о том, каким именно вором Мокки был раньше, я тоже задавала тысячу раз.
И Мокки — ну надо же — и их пропускал где-то между ушей, между пальцев и между мыслей — вышвыривал прямо в окно, под ноги полночным гулякам квартала гильдий. Но сегодня в мироздании явно сдвинулось что-то внезапное, потому что вор буркнул:
— Я связался не с тем человеком.
Я невольно вскинула брови. Сидение в подполе определенно начинало мне нравиться.
— Я думала, для всего окружающего мира ты сам и есть «не тот человек». Или на каждую рыбу найдется рыба побольше?
— Я не имею в виду с преступником, — проворчал Мокки. — Наоборот. Тот человек был приличным. Слишком приличным, чтоб его.
Бульк-бульк.
Я забрала у него бутылку. Бульк.
— И что именно ты сделал с тем приличным человеком, раз теперь считаешься таким большим преступником в Рамбле? — подойдя к запретной теме Бакоаского прошлого, я не хотела отставать.
Мокки вздохнул, а потом — я знала его привычки — подпер острую скулу рукой и сузил глаза.
— Твои идеи, — лениво протянул он.
— Очевидная: обокрал.
— Нет.
— Убил.
— Ты же у нас вроде начитанная. Давай варианты поинтереснее.
— Обесчестил.
Мокки усмехнулся, ткнувшись подбородком мне в макушку.
Я уже открыла рот, чтобы выдать еще что-нибудь не менее драматургическое, но Бакоа вдруг процедил:
— Вот и они так это назвали, прикинь.
Я поперхнулась.
— Да ладно, правда, что ли?
Судя по недовольному шевелению, Бакоа начал раздражаться. Лучше бы сменить тему, но я этого не хотела.
— Не мои проблемы, — почти прошипел Мокки, — что определенные слои населения исповедует определенно устаревшие нормы. Моя совесть чиста нахрен. Все было по взаимному согласию — и даже не вздумай сомневаться в этом, Джерри: я легко режу всяких ублюдков, но я никогда не причиню вред безоружному — тем более, вред такого толка.
— Это же с кем надо перепихнуться, чтобы за твою голову цену назначили? — вслух протянула я.
— Сама подумай! — рявкнул Мокки, свирепо сжимая пальцы на моем плече.
О да.
У них, рамбловцев, нет того глубинного спокойствия, которым отличаются люди шэрхен.
А еще у них, возможно, теперь по подводному дворцу бегает какой-нибудь черноглазый малолетний уголовник. Хотя, может, все было не так плохо. Да и с дворцом я могла лишнего хватануть — это так, первая мысль. Понятия не имею, что там в Рамбле с верховной властью — знаю, что блёснами давно уже правит владычица с непроизносимым именем, но вот что насчет подводных принцесс, доступных к порче… Вопрос открытый.
