Я пыталась объяснять: «Милый, ты понимаешь, никто из нас не выспится как следует, если ты будешь здесь». «Все нормально, мамочка. Рядом с тобой я отлично высыпаюсь». (Понимание точки зрения другого человека все еще не его сильная сторона.)
Я пыталась стыдить: «Гас, большие мальчики так не делают. Разве твои друзья спят в кровати с мамочками?» Гас в ответ молчит, криво усмехается. Он признает мою правоту, но это ничего не значит.
Как часто ночью я думала, что он крепко заперт, и открывала глаза, чтобы упереться взглядом в его глаза, темные, прозрачные, в двух дюймах от моих. Гас улыбался. Донельзя доброжелательный, он словно был героем фильма ужасов. «Боже, Гас, что ты делаешь?» Он никогда не понимал, почему я так расстраиваюсь. «Мне просто нравятся звуки, которые ты издаешь, мамочка». Потом я решила потратить деньги на решение проблемы. Я облазила Амазон в поисках устройства для воспроизведения белого шума, которое включало, помимо шума волн и шороха дождя, звук легкого храпа, исходящего от женщины средних лет. Ну или вообще исходящего от кого-нибудь. Такого устройства не существовало, а ведь оно могло стать моей Идеей на миллион долларов.
Следующая мысль: матрас. Я купила матрас для Гаса одиннадцать лет назад, когда ему было три года. По сравнению с моей мягкой и уютной кроватью его матрас был набит конским волосом. Гас всегда сопротивлялся чему-либо новому, но, казалось, воспринял эту идею. Матрас прибыл. Гас был доволен; он улегся, и я думаю, его слова можно передать только так: «Аааахххххх».
Примерно в четыре утра он проскользнул ко мне в кровать.
Когда я запирала его, он бродил. Я просыпалась в три утра и обнаруживала, что он прилип к окну в ожидании следующей машины скорой помощи или бормочет себе под нос прогноз погоды. Гас никогда не выглядел расстроенным и никогда не казался уставшим – не больше, чем кот, который приступает к активным действиям сразу после глубокого сна. Единственными периодами, когда проблемы со сном как-то влияли на его тревожность, было лето с грозами, громом и молниями. Но в такие ночи он не хотел спать со мной. Он сворачивался калачиком в звукоизолированной гардеробной. В такие ночи, когда убежище в гардеробной становилось комфортнее моей кровати, у меня появлялась единственная возможность прилично выспаться.
Когда дело доходит до привычек, которые никак не проходят, большинство руководств по воспитанию детей говорят о недостаточном уровне дисциплины. Три утра, стук в дверь. Я игнорирую. Стук становится настойчивее. Я открываю. «Мамочка, – начинает Гас, – мне тревожно». «Да ну? – я никогда раньше не слышала, чтобы он использовал это выражение. – И о чем ты тревожишься?» Тишина. «Ну, скажи же, милый». Опять тишина. Потом неистовый рывок мимо меня, прыжок – и он уже спит в кровати.
На следующее утро: «Гас, тебя действительно что-то тревожило или это была шутка?» Удивленно поднятые брови: «Это была шутка, мамочка».
На четырнадцатый день рождения, с подачи Генри, я сказала Гасу, что теперь нельзя спать в одной кровати с мамой, это незаконно. И если он будет продолжать, к нам придет полицейский.
Это прекрасно работало примерно пять дней. Потом продержалось еще пять дней, когда Генри сказал Гасу, что тюрьмы переполнены детьми, которые спят в кровати родителей. Гасу нужно было как следует это обдумать. «Они собираются забрать меня?» – спросил он. Я не могла не сказать правду. «Нет», – призналась я. «Они собираются забрать тебя?» «Ну… нет». «Ну и ладно!» – воскликнул Гас, запрыгивая в мою кровать. Генри сказал, что я должна была притвориться, будто звоню в полицию. «Ложь работает, если только ты к ней серьезно относишься», – с беспокойством заметил Генри.
Я читала, что дети, которые спят с родителями после определенного возраста, имеют низкую самооценку. Если вы попросите Гаса описать себя, то он скажет: «очень хороший», «доброжелательный», «сообразительный» и «красивый». Так что, похоже, здесь даже близко нет проблем с низкой самооценкой. Но это не умерило мои волнения. В каждой статье, где написано о Санте и Кенни Ким, матери и сыне, мошенниках и убийцах, было упоминание о том, что взрослый сын спал в одной кровати с матерью. У меня кровать размера кинг-сайз. Гас спит далеко от меня. До сих пор.
Джон, человек в высшей степени доверчивый, заметил, что это правда. «Гас все еще выглядит намного младше. Если ты будешь думать о нем как о восьмилетнем в четырнадцать лет…» – начал Джон.
«Но ему УЖЕ четырнадцать», – перебил Генри. Эта тема стала семейной дискуссией, в которой равнодушным к вопросу о том, где спит Гас, оставался только один человек – Гас. «Ты не должна ему разрешать, мама». Потом, утром, Генри решительно прошагал в мою комнату, выволок вопящего Гаса и запихнул его обратно в собственную кровать. Тот школьный день начался не совсем мирно.
Временами, когда Гас прорывался в мою комнату и немедленно засыпал, я лежала без сна, размышляя о том, что такое вообще сон, о целительной силе, которой он обладает, о восстановлении души и тела и о влиянии сна и снов на историю литературы. Мои мысли плавно переходили на Новый Завет и ночь, которую Иисус провел перед распятием. Он просил учеников провести тот вечер после Тайной Вечери в молитве, вместе с ним, но все до единого впали в глубокую дремоту. Возможно, те, кто записывал Новый Завет, считали неспособность учеников к бодрствованию символическим отречением. Отрекалась ли я от Гаса, если не выполняла свои обязанности по отношению к нему, не воспитывала его таким независимым, каким он должен быть?
В другой раз мои мысли занимала Спящая красавица, которая проспала сотню лет, пока ее не разбудил принц. Эта история символизирует ее потребность достичь зрелости прежде, чем столкнуться с превратностями судьбы. Как и мой малыш. Может быть, его мирный сон в моей кровати был способом подготовки к чему-то?
В этой части книги я рассказываю о том, как мой сын, раньше такой нетерпимый к прикосновениям, который мог смотреть прямо сквозь вас, теперь стал невероятно близким, и не только с членами своей семьи, но с любым, кто выказывал ему свою любовь. Это абсолютная правда. И здесь же я сообщаю вам альтернативные факты о том, что теперь Гас спит в своей собственной кровати без каких-либо усилий; никаких запертых дверей, никаких воплей в три часа утра. Мы с ним вели долгую, изматывающую борьбу, и я торжествовала.
Хорошо.
Сегодня я спросила Гаса, когда, по его мнению, он будет готов спать всю ночь в своей кровати. Он думал около минуты. «Думаю, когда мне будет двадцать один год», – сказал он.
«Почему двадцать один?» – спросила я.
«Тогда появится кто-нибудь еще, чтобы спать со мной».
Десять
Сири, с любовью
«Я знаю, что я плохая мать, но насколько плохая?» Так я спрашивала себя в сотый раз, наблюдая, как Гас глубоко погрузился в общение с Сири. Одержимый проблемами формирования погодных условий, Гас часами разбирал разницу между изолированными и рассеянными грозами – и это были часы, когда, слава богу, мое присутствие и участие не требовалось. Через какое-то время я слышала:
