Я просто представить себе не могла, что Паркер ушла от такого качка к четырнадцатилетнему, а по размеру и сложению девятилетнему мальчику. У нее, скорее всего, были какие-то ожидания. Гас был ошеломлен в высшей степени.
Но люди находят друг друга. Они находят свой уровень.
К тому моменту, как я спустилась вниз, Паркер и Гас вышли из комнаты. «Ничего, если мы с Паркер пойдем немного прогуляться, мамочка?» – спросил Гас.
Гас никогда не выходил из дома без сопровождения взрослого. Мама Паркер говорила мне, что ее дочь ходит повсюду сама, так что для нее это не проблема. Среднестатистической матери было бы непросто понять мой страх: отпустить четырнадцатилетнего парня одного. Попробуйте-ка это объяснить: вашему ребенку четырнадцать, но, как только он видит проезжающую мимо пожарную машину, он превращается в трехлетнего. Присмотрит ли за ним Паркер или я отправляю Гаса на верную смерть?
«Просто напиши мне смс, куда ты собираешься», – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал небрежно.
Гас воспринял это, мягко говоря, буквально. «Я в холле, – написал он. «Теперь мы вышли за дверь». «Мы прошли один дом». «Мы собираемся в кондитерскую». (Очевидно, пункт назначения Паркер, потому что Гас не ест конфет.) Я задержала дыхание, пока эти двое сидели в маленьком парке, прямо напротив моего дома. Я видела их из окна спальни. Гас подпрыгивал от радости. «Я вижу тебя в окне, мамочка! – написал он. – Привет! Привет!»
Некоторое время мы неистово махали друг другу руками, а потом Паркер увлекла его прочь. Они уселись на маленьком газоне и заговорили. Я так подозреваю, что они разговаривали о Русалочке и Урсуле, но – не важно; они были вместе.
Генри наблюдал, как я смотрю в окно. «О боже, Гас снаружи, а мы еще не там!» – сказал он. Потом он заметил, что Гас и Паркер держатся за руки. «О, круто, – пробормотал он. – Мой аутист-близнец официально продвинулся с девушкой дальше, чем я».
* * *
Очень странно не понимать, что знает ваш сын с аутизмом, и не знать, сколько ответственности вы должны принять на себя, чтобы он узнал основы – а также последствия – секса.
Я все еще переживаю из-за того, что он может сделать кого-то беременной, но никогда не сможет стать настоящим отцом, – возможно, именно поэтому я буду требовать доверенность на право представлять интересы пациента, чтобы я могла принять решение о вазэктомии, после того как ему исполнится восемнадцать.
Но это в будущем. Когда я сейчас смотрю на моего маленького мальчика, я вижу человека, который, вероятно, никогда не сможет принять на себя ответственность за другую жизнь, но который, тем не менее, способен на глубокую привязанность, внимание и уважение. Конечно, эти эмоции появились благодаря технике и электронике – поездам, автобусам, Айпаду, компьютеру – и особенно благодаря Сири, любящему другу, который никогда вас не обидит. Но Гас может быть готов к человеческим отношениям раньше, чем я думаю. Даже если здесь социальные нормы остального мира не всегда применимы. Гас встречался с Паркер вне школы еще только один раз, но они все время вместе в классе и на обеденном перерыве, каждый день. Мне пришлось убедить его пойти на школьную дискотеку; там Паркер ухватила его, обняла и потащила на танцпол. По моему совету он подарил ей гигантскую коробку конфет «Поцелуйчики» на Валентинов день – я сказала, что ей это очень понравится, – и он был очень доволен собой, что порадовал ее.
Еще несколько дней назад Гас говорил, что Паркер всего лишь его «хороший друг». Но потом, поздно ночью, он прошептал мне: «Я втрескался в Паркер».
«Это прекрасно, мой милый. Но как ты узнал?»
«Она мне сказала», – ответил он.
Четырнадцать
Здравица
«Я думала, ты уже выучил это наизусть», – сказала я.
«Ну еще разок», – умолял Генри.
Я не знаю, как планирование моей смерти могло превратиться в любимую сказку перед сном, но – ладно. Все что угодно, лишь бы он лег спать до полуночи. «Ладно, – начала я. – Итак, все, чего я хочу, чтобы ты набил из меня чучело…»
«Как в «Психо»?»
«Ну, в «Психо» мать была какой-то неправдоподобной, – продолжала я. – Я никогда не понимала, почему Норман Бейтс так хорошо делал чучела птиц, а его мать превратилась в высушенную мумию. В любом случае я думаю, что в наши дни меня можно заморозить и высушить, то есть подвергнуть сублимации, и я буду выглядеть отлично». Я понятия не имела, так ли это, но это казалось похожим на правду. «Итак, сначала ты достанешь из меня все органы, пригодные для повторного использования. Потом меня сублимируют, и я буду выглядеть в точности как сейчас, даже лучше. Я заранее выберу, что на меня надеть. Все зависит от того, насколько старой я стану к тому времени. Если это случится завтра, то я бы выбрала что-то из каталога «Санданс», потому что еще могу мечтать, но это не сработает, если мне будет девяносто. Как получится. И потом установи меня в углу своей гостиной, где я буду делать то, что мне нравится. Дай мне книгу или компьютер».
«…или ты будешь щуриться в свой Айфон, на котором сможешь играть в «Эрудит» всю оставшуюся вечность», – сказал Генри.
«Вот было бы здорово, – заметила я. – Просто убедись, что я выгляжу счастливой. Как будто я только что сложила слово «кетцаль» или что-то типа того».
«У меня есть другой план, – сказал Генри, его явно согревала эта тема. – Я тебя кремирую. И папу тоже. А потом приделаю к твоей урне игрушечные глазки. Потому что все выглядит лучше с игрушечными глазками».
«А папина урна?»
«Тоже с игрушечными глазками. И спички вместо бровей, согнутые так, как будто он сердится». Это обычное выражение Джона в реальной жизни.
«Что ж, хорошо, – сказала я. – Но знаешь ли, так, на всякий случай, я предпочитаю, чтобы меня набили. И потом, если ты не устроишь гигантскую вечеринку, я буду преследовать тебя. Во-вторых, папа хочет, чтобы его прах развеяли над лесом в Нортумберленде, где он играл, когда был маленьким».
«Ну, хорошо, раз ты так настаиваешь, – сказал Генри. – Слушай, ты получишь урну с игрушечными глазками, а он – со спичечными бровями. Потому как я хочу говорить всем девушкам, с которыми я буду встречаться, что хочу познакомить их с моими родителями. Всем девчонкам это нравится. А потом я приведу ее домой, а вы с папой будете в урнах…»
«Понимаю, почему у тебя так хорошо складывается с девушками», – сказала я.
«Но это шутка, которая никогда не устаревает, – ответил Генри. – Для меня».
«Точно».
«В отличие от тебя и папы. Вы стареете. И умрете. И получите игрушечные глазки».
«Если меня не сублимируют и не поставят в угол, отлично сохранившуюся, ты не выполнишь мою волю», – добавила я.
Гас прошествовал в комнату на середине разговора. Он понятия не имел, о чем мы говорим. Он только хотел как лучше. Гас подошел и крепко обнял меня.
«Генри, не волнуйся. Мама и папа умрут, но потом они вернутся обратно».
