– Если вы не можете обойтись без пошлостей и вульгарностей, Люс, воздержитесь хотя бы от богохульств! – резко бросила сестра Лангтри, и лицо ее окаменело, а взгляд стал жестким.
– Но мы говорим о пошлых, вульгарных вещах, моя сладкая, и богохульство отнюдь не худшее из того, к чему меня сейчас тянет. Чопорная старая дева, набожная ханжа! Никаких шепотков в столовой о сестре Лангтри, верно?
Он порывисто наклонился к ней, опершись обеими ладонями о край стола, так что их головы почти соприкасались, как уже было однажды, но теперь на лице Люса застыло совершенно иное выражение.
– И вот что я вам скажу: не смейте лезть в мои дела! Встанете у меня на пути – и пожалеете, что на свет родились! Слышите? С маленькой мисс Захолустье я развлекался множеством способов, о каких вы даже не слыхали, мочалка высохшая!
Эти слова явно задели сестру: Люс заметил, как от обиды и гнева вспыхнули ее щеки, и, желая насладиться сполна неожиданным преимуществом, поспешил излить на нее весь свой яд, всю злобу:
– Ты же вся высохла! Ты не женщина, а лишь жалкое ее подобие. Изнываешь по Майклу, спишь и видишь, как бы затащить его в постель, а сама так и не научилась обращаться с мужчиной! Поглядеть на вас, так можно подумать, что он твоя болонка: «Держи, Майк! Ко мне, Майк!» Ты и впрямь думаешь, что дрессировкой заставишь его тебя ублажать? Его это не возбуждает, прелесть моя.
– Зря стараетесь, Люс, – медленно и холодно произнесла сестра Лангтри. – Я не намерена реагировать на ваши выпады и измышления. Покойника не оживить, как ни старайся, а именно этим вы сейчас и занимаетесь. Если сестра Педдер услышала голос разума и решила, что лучше не встречаться с вами, я рада за нее – за вас обоих. Ваши разглагольствования и яростные нападки на меня не изменят отношения к вам сестры Педдер.
– Нет, вы не айсберг, сестра Лангтри: лед все-таки тает. Вы камень! Но я найду способ с вами поквитаться, не сомневайтесь! Вы у меня кровавыми слезами заплачете!
– Что за дурацкая мелодрама! – презрительно бросила Онор. – Я не боюсь вас, Люс. Вы внушаете мне отвращение, вызываете тошноту, но не страх. Не пытайтесь взять меня на испуг или одурачить, как других. Я вижу вас насквозь и никогда не обманывалась на ваш счет. Вы всего лишь мелкий мошенник!
– Но я не блефую, – небрежно обронил он и выпрямился. – Вы еще увидите! Я нашел кое-что дорогое для вас и с превеликим удовольствием это уничтожу.
Майкл. Он наверняка имел в виду его. Только Люсу не под силу что-либо разрушить. Это мог сделать либо Майкл, либо она сама.
– Довольно, Люс! – бросила сестра Лангтри. – Вон отсюда! Вы отнимаете у меня время.
– Мерзкая тварь! Стерва проклятая! – прошипел Люс в гневе, разглядывая свои скрюченные пальцы, потом перевел взгляд на кровать, где сидел, ссутулившись, безучастный ко всему Бенедикт, обвел глазами палату и воскликнул: – Знаешь, о ком я говорю, придурок чертов? Знаешь? О твоей драгоценной Лангтри!
Люс был в бешенстве и, одержимый ненавистью, даже не вспомнил, что никогда не задирал Бена, а сейчас искал, на ком бы сорвать злость, и тот подвернулся под руку.
– Думаешь, ей есть до тебя дело? Как бы не так! Ей плевать на всех нас, кроме сержанта Уилсона, чертова героя! Ну разве не смешно? Лангтри влюбилась в паршивого педика!
Бенедикт неспешно поднялся на ноги и миролюбивым тоном попросил:
– Замолчи, Люс. Придержи свой поганый язык, не болтай чушь о ней и Майке.
– Ты что, сам не видишь, тупой недоумок! Надо разжевать? Лангтри просто тупая старая дева: втюрилась в самого законченного гомика из всех, какие только есть в австралийской армии! – Люс медленно, боком двинулся по проходу между кроватями: своей и Бенедикта, – сделавшись вдруг как будто крупнее и выше ростом. – Майк педик, Бен! Понимаешь, о чем я тебе толкую?
В Бенедикте закипала ярость, и эта ярость меняла его облик: с сурового темного лица его слой за слоем, точно змеиная кожа, сползали гримасы уныния и вины, пока не обнажилось нечто сокровенное, жуткое, отталкивающее, словно кости в глубине раны.
– Оставь их в покое, Люс, – проговорил он наконец едва слышно. – Ты сам не знаешь, о чем говоришь.
– Знаю, Бен! Еще как знаю! Я прочел об этом в его медкарте! Твой горячо любимый Майк – гомик!
В углах рта у Бенедикта показались пузырьки густой пены, его затрясло.
– Ты лжешь.
– Зачем мне это? Все есть в его медкарте: он обрабатывал задницы половине своего батальона! – Люс поспешно отступил на шаг, демонстрируя, будто опасается подходить слишком близко к Бену, и усмехнулся, не в силах остановиться: – Если Майк педик, то кто же тогда ты?
Из горла Бенедикта вырвался придушенный вопль, похожий на рыдание, и вся его костистая фигура напряглась, изготовилась к броску. Жажда убийства туманила ему разум, застилала глаза черной тенью, но прежде чем он успел рвануться вперед, Люс разразился потоком зловещих отрывистых звуков, подражая треску автоматной очереди. Бенедикт дернулся и отшатнулся, тело его содрогалось в такт раскатам голоса Даггета.
– Ай-ай-ай! Ай-ай-ай! Помнишь звук, приятель? Конечно, помнишь! Это стрекот автомата, из которого ты убил тех невинных людей! Подумай о них, Бен! Десятки безоружных женщин, детей и стариков мертвы! Ты хладнокровно застрелил их, и все для того, чтобы оказаться в бараке «Икс» и ползать на брюхе перед отбросами вроде твоего дружка Майкла Уилсона!
Ярость Бенедикта поглотило другое, более мучительное чувство: он рухнул на кровать, запрокинул голову и зажмурился, по лицу его текли слезы, мертвящая пустота и тупое отчаяние овладели им.
– Проваливай отсюда, Люс! – раздался голос Мэта у Даггета за спиной.
Люс вздрогнул, но вспомнив, что Мэт слепой, повернулся, отирая пот с лица, грубо оттолкнул его и, схватив с кровати шляпу, буркнул:
– Иди к дьяволу!
Вскоре его шаги затихли, дверь барака хлопнула, и повисло зловещее молчание.
Мэт слышал бо́льшую часть разговора, но осмелился вмешаться, лишь когда решил, что до драки дело не дойдет: опасался, что положение лишь ухудшится, если ввяжется в перепалку. Вдобавок он знал: Бен легко справится с Люсом, если понадобится, – во всяком случае, ему хотелось так думать.
Нащупав спинку кровати Бенедикта, он примостился на краю постели, скользнул ладонью по одеялу, отыскал и пожал руку приятеля, протяжно вздохнул и мягко произнес:
– Все хорошо, дружище. Этот подонок ушел и больше не будет к тебе цепляться.
Но Бенедикт, похоже, его не слышал: обхватив себя руками, сидел на кровати и раскачивался вперед-назад, вперед-назад, точно маятник.
Мэт стал единственным свидетелем сцены в палате, поскольку Наггет лежал с приступом мигрени почти в беспамятстве, Майкл отправился в ближайший обитаемый барак одолжить сухого молока, а Нил ворвался в кабинет сестры Лангтри через мгновение после того, как оттуда вышел Люс, сердито хлопнув дверью. Она сидела за столом, уронив голову на руки.
