– Он само зло!
– Ты что, плакал, Бен? – встревожился Майкл, садясь рядом.
– Он говорил о тебе… Гадкие, грязные сплетни.
– Ни в каких грязных делах я не замешан, так стоит ли огорчаться по пустякам? – Майкл поднялся, принес шахматы и, расставляя фигуры на доске, предупредил:
– Сегодня я играю черными.
– Нет, черные мои.
– Ладно, согласен: тогда я играю белыми, – легко отозвался Майкл.
Лицо Бенедикта страдальчески исказилось, он закрыл глаза, запрокинул голову, из-под опущенных век покатились слезы.
– Ох, Майкл, я же не знал, что там были дети!
Уилсон молча передвинул королевскую пешку на два поля вперед и принялся ждать. Минуту спустя Бенедикт открыл глаза, взглянул на доску сквозь пелену слез и быстро повторил сделанный ход, вытирая нос тыльной стороной ладони. Майкл поставил ферзевую пешку рядом с королевской, и Бенедикт ответил тем же, а когда Майкл поднял королевского коня, занес его над пешкой и занял клетку напротив слона, Бенедикт тихо засмеялся, качая головой, и спросил, вертя в руках слона:
– Неужели ты никогда не научишься?
Сестра Лангтри облегченно вздохнула, встала и с улыбкой пожелала всем доброй ночи, перед тем как уйти. Нил тоже поднялся, но обошел вокруг стола и, наклонившись к Мэту, о котором из-за истории с Бенедиктом почти забыли, тронул за плечо:
– Пойдем ко мне: нужно поговорить. Днем полковник Чинстреп мне кое-что подарил, а я хочу поделиться с тобой. Снаружи оно помечено черным, совсем как Люс, но внутри… чистое золото!
Мэт заметно смутился.
– Но уже объявили отбой, разве нет?
– Формально это так, полагаю, но сегодня все мы немного на взводе. Наверное, поэтому сестра закончила свое дежурство и ушла, не дождавшись, пока мы ляжем. К тому же Бен и Майк, похоже, надолго засели за шахматы, да и о Наггете не стоит забывать – что, если мы отправимся спать, а его начнет выворачивать наизнанку?
Мэт неуклюже поднялся со скамьи, губы его растянулись в довольной, лукавой улыбке.
– Что ж, с радостью присоединюсь к тебе и попытаюсь разгадать, что это такое: снаружи помечено черным, а внутри – чистое золото.
В свою каморку Нил ухитрился втиснуть кровать, стол, жесткий стул и вдобавок намертво прибил к стенам там, где не мог бы, вставая с койки, удариться головой, несколько полок. Повсюду были разбросаны художественные принадлежности, но наметанный глаз тотчас заметил бы, что их владелец намеренно избегает писать маслом, которое долго сохнет, резко пахнет и неизбежно оставляет грязь, и предпочитает карандаши, акварель, уголь, темперу, сангину и пастель. Здесь же стояли склянки с грязной водой, лежала бумага. В этом хаосе не было никакой системы. Сестра Лангтри давно оставила попытки призвать Нила следить за порядком в комнате и с равнодушным фатализмом выслушивала бесконечные нравоучения матроны о санитарном состоянии обиталища капитана Паркинсона. К счастью, Нил при желании мог очаровать кого угодно, даже такую особу, как старшая сестра, которую он крайне непочтительно и дерзко называл глупой старой курицей.
Радушный хозяин, он первым делом усадил Мэта на кровать, затем смахнул со стула на пол гору всевозможного хлама и уселся сам. На краю стола уже стояли два стаканчика для зубных щеток и две бутылки шотландского виски «Джонни Уокер» с черными этикетками. Нил срезал с горлышка золотистую фольгу, осторожно извлек пробку, щедро, едва не до краев, наполнил стаканы и, сделав большой глоток, провозгласил:
– Твое здоровье!
– За тебя, Нил! – последовал его примеру и Мэт.
Они шумно втянули воздух, словно два пловца, вынырнувших из ледяной воды, и Нил, у которого на глазах выступили слезы, признался:
– Я слишком долго не брал в рот спиртного. Боже мой, этот скотч сшибает с ног.
– А вкус у него божественный, – отозвался Мэт и сделал еще глоток.
Они помолчали, в предвкушении, когда сладкий хмель затуманит голову.
– Похоже, что-то вечером произошло, потому Бен и сорвался, – проговорил Нил. – Тебе что-нибудь известно?
– Люс издевался над Беном: издавал звуки наподобие автоматных очередей и называл его убийцей ни в чем не повинных людей. Бедняга Бен разрыдался. Грязный подонок этот Люс! Послал меня ко всем чертям, оттолкнул и куда-то ушел. В него будто дьявол вселился.
– А может, он и есть сам дьявол, – буркнул Нил.
– И то верно, чертово отродье, плоть от плоти.
– Тогда пусть бережет свою задницу: боюсь, одному из нас захочется проверить, вправду ли он бессмертен.
Мэт со смехом протянул Нилу опустевший стакан.
– Запиши меня добровольцем.
Нил наполнил сначала его стакан, потом свой.
– Боже, как мне этого не хватало! Должно быть, полковник Чинстреп умеет читать мысли.
– Так это действительно его подарок? Я думал, ты пошутил.
– Полковник вручил мне виски лично.
– С чего бы?
– Думаю, это из его запасов весьма сомнительного происхождения. Наверное, решил, что не успеет влить в себя столько, прежде чем базу свернут, вот и примерил роль Санта-Клауса.
Рука Мэта, сжимавшая стакан, дрогнула.
– Мы едем домой?
Проклиная пьяный дурман, развязавший язык, Нил с жалостью посмотрел на него, но никакие сочувственные взгляды не могли пробиться сквозь слепоту.
– Да, через месяц или около того, старина.
– Так скоро? Моя жена узнает!..
– Рано или поздно это все равно произойдет.
– Я надеялся, что со временем…
– Ох, Мэт… Уверен: она поймет.
– Поймет? Нил, я больше не хочу ее! Даже думать об этом не могу! Урсула ждет, что к ней вернется мужчина, а кого получит?
– Ты не можешь отсюда судить об этом. Откуда тебе знать, что будет? Чем больше ты себя накручиваешь, тем хуже.
Мэт глубоко вздохнул и сделал еще глоток виски.
– Я рад, что тебе подарили скотч: он вроде обезболивающего.
Нил сменил тему.
– Похоже, Люс сегодня не в духе, раз испортил настроение всем нам: прежде чем напустился на Бена, цеплялся к сестре.
– Я знаю.
– Так ты тоже слышал?
– Да, все, что он говорил Бену.
– Ты хочешь сказать, что, кроме автоматных очередей, было что-то еще?
– Да. Он выбежал в бешенстве из кабинета сестры, а на Бена набросился, потому что тот не пожелал молча слушать, как Люс поливает ее грязью и несет ахинею на Майкла.
Нил повернул голову и посмотрел на Мэта с интересом, словно наткнулся вдруг на золотую жилу.
– Что ты имеешь в виду?
