Вчерашние солдаты вернутся уже в другой мир, подумала сестра. В большинстве своем они достаточно сильны, чтобы выжить, а ее задача – попрощаться с ними и проводить в путь. Ей нельзя цепляться за них, как нельзя позволять им цепляться за нее. Надо просто отпустить их, и сделать это, насколько возможно, достойно.
Глава 4
И вот наконец началось: заревели машины, все всколыхнулось, пришло в движение. К счастью, муссоны еще не набрали силу, оставалась надежда, что эвакуация пройдет большей частью не под проливным дождем.
Всеобщая апатия сменилась эйфорией, словно только сейчас, когда долгожданный день настал, люди наконец поверили в него и дом, что казался далекой мечтой, превратился вдруг в реальность. Воздух наполнился оживленными голосами, возгласами, пронзительными свистками, криками и обрывками песен.
Даже строго вышколенные медсестры не смогли сдержаться: бросились обниматься и целоваться друг с другом с поистине голливудским пылом, а иногда и со слезами, – их тоже захватил общий порыв. Куда девалась их армейская выучка – все они стали вдруг просто милыми растерянными женщинами. Для них это прощание было необычайно важным, завершилась целая эпоха в их жизни. Незамужние и в большинстве своем уже на полпути к пенсии, в этом неприветливом пустынном месте они отдавали все силы великому делу. Отныне их жизнь уже не будет настолько значимой, наполненной смыслом. Пациенты стали сыновьями, которых у них никогда не было, но из бездетных женщин вышли хорошие матери. А теперь все закончилось: им оставалось лишь благодарить Бога, – но в душе они знали: ничто не сравнится с радостью и болью, с безмерным счастьем и жестоким отчаянием этих последних лет.
В бараке «Икс» мужчины ждали отъезда в полной форме, а их обычная одежда, выстиранная и вычищенная, покоилась в рюкзаках поверх остальных вещей. Обитые жестью чемоданы, вещевые мешки, узлы и ранцы лежали грудами на полу, по которому впервые за всю его историю без всякого почтения с грохотом топали тяжелые армейские ботинки. Пришел унтер-офицер, передал сестре Лангтри последние инструкции, куда привести людей для погрузки, и проследил, чтобы убрали лишнее снаряжение, которое нести не полагалось.
Отвернувшись от двери после его ухода, сестра Лангтри заметила, что Майкл один в подсобке заваривает чай, и быстро огляделась. За ними никто не наблюдал: должно быть, остальные сидели на веранде и ждали, когда принесут чайник.
– Вы не прогуляетесь со мной, Майкл? – Она остановилась в дверях подсобки. – Пожалуйста. Осталось всего полчаса, и мне очень хотелось бы провести немного времени с вами. Не уделите мне минут десять?
Майкл задумчиво посмотрел на нее. Точно так же он выглядел, когда появился здесь впервые: полевая форма защитного цвета, американские краги, холщовый ремень, рыжевато-коричневые ботинки, начищенные до блеска, сияющие пуговицы и пряжки. Брюки и рубашка выцветшие, поношенные, но аккуратные, чистые и отутюженные.
– Да, конечно, – сказал он серьезно. – Вот только отнесу на веранду поднос с чаем. Давайте встретимся внизу, у пандуса.
Только бы он не пришел с Бенедиктом, подумала сестра Лангтри, ожидая у пандуса под бледным, водянистым солнцем. С него станется. Слава богу, Майкл пришел один, они направились по тропинке к пляжу. Остановившись перед широкой полосой песка, Онор заметила:
– Все произошло слишком быстро: я оказалась не готова.
– Я тоже, – признался Майкл.
– Мне впервые представилась возможность увидеться с вами наедине после… после смерти Люса, – принялась она сбивчиво объяснять. – Нет, после окончания расследования. Это было ужасно. Я наговорила вам столько ужасных вещей, но хочу, чтобы вы знали: я вовсе так не думаю. Простите меня, Майкл! Я страшно сожалею.
Он выслушал ее молча, с печальным лицом, а потом медленно, словно с трудом подбирал слова проговорил:
– Вам не за что извиняться. Я один должен просить прощения за все. Остальные так не считают, но я чувствую, что должен объясниться с вами, поскольку теперь это уже не имеет особого значения.
Она услышала только последнюю фразу.
– Теперь уже ничто не имеет особого значения. Давайте сменим тему. Расскажите о доме. Вы думаете поехать прямо к себе на ферму? Как там ваша сестра и зять?
– Сначала мне нужно получить демобилизационные документы, а потом мы с Беном отправимся ко мне на ферму. Недавно пришло письмо от сестры: они с мужем ждут не дождутся, когда я снова возьму дело в свои руки, считают дни до моего возвращения. Харолд, мой зять, хочет вернуться на прежнюю работу, пока не появилось слишком много демобилизованных солдат.
– Вы с Беном? – изумленно переспросила сестра Лангтри. – Вместе?
– Да.
– Вы и Бен?
– Все верно.
– Господи, почему?
– Я перед ним в долгу.
Лицо Онор исказила страдальческая гримаса.
– Да перестаньте!
Майкл расправил плечи.
– У Бенедикта никого нет, сестра. Его никто не ждет. А оставлять одного его нельзя. Кто-то всегда должен быть рядом. Я виноват перед ним. Жаль, что я не могу вам все объяснить! Чтобы случившееся никогда не повторилось, я буду рядом.
На ее измученном лице отразилось замешательство, она растерянно посмотрела на Майкла. Неужели этот непостижимый человек навсегда останется для нее загадкой?
– О чем вы говорите? Что не должно повториться?
– Я уже говорил, – терпеливо начал Майкл, – что вам следует знать правду. Во всяком случае, я так считаю, хотя остальные со мной не согласились. Мне понятно, почему Нил так настойчиво требовал оградить вас, однако я убежден, что должен объясниться. Вы вправе знать правду.
– Какую правду? Я ничего не понимаю.
Там, где кончалась тропинка, лежала на боку бочка из-под бензина. Майкл повернулся, поставил на нее ногу и уткнулся взглядом в свой ботинок.
– Мне нелегко подобрать нужные слова, но я не хочу, чтобы вы смотрели на меня так, как смотрите с того утра: непонимающе. Я согласен с Нилом: даже все вам рассказав, ничего не изменишь, – однако тогда, возможно, расставаясь со мной навсегда, вы не будете смотреть на меня так, будто одна – вас ненавидит меня, а вторая половина хотела бы возненавидеть. – Он выпрямился и повернулся к ней. – Это слишком тяжело.
– С чего вы взяли, что я ненавижу вас? Нет, и никогда не смогла бы. Что было, то было, ничего изменить нельзя, да и незачем. Терпеть не могу копаться в прошлом и искать виноватых, поэтому просто расскажите мне все как есть. Я хочу знать и имею право знать.
– Никакого харакири не было. Люса убил Бенедикт.
Сестру Лангтри будто отшвырнуло в прошлое, в залитую кровью баню: она вновь увидела поруганное великолепие, распростертое тело Люса, некогда изящное и грациозное, а теперь обезображенное, изуродованное. Тот, кто совершил такое, не добивался театрального эффекта, а хотел посеять ужас, и это не мог быть сам Люс, потому что он слишком любил себя, свое красивое тело.
