– А вам не пришло в голову позвать на помощь, попытаться его спасти? – процедила сквозь зубы сестра Лангтри.
– О, дорогая, на это не было даже ничтожного шанса, поверьте! Если бы мы могли как-то ему помочь, то Бен не оказался бы в такой опасности. Признаю: Люс никогда мне не нравился, – но стоять и смотреть, как человек умирает, было адской мукой!
Мертвенно-бледный, Нил наклонился стряхнуть пепел с сигареты, но взгляд его не отрывался от лица сестры. Та слушала его, жадно внимая каждому слову.
– Представьте себе, Наггет держался собранно, с поразительным спокойствием и присутствием духа. Это лишний раз доказывает: можно прожить с человеком бок о бок долгие месяцы, но так и не узнать, что творится у него внутри. Я и в последующие дни не видел, чтобы у Наггета хоть раз сдали нервы.
Когда Нил погасил сигарету в пепельнице, рука его слегка дрожала.
– И хуже всего, нам еще предстояло убедиться, все ли мы сделали, чтобы создать видимость самоубийства. Надо было не упустить ни единой мелочи, которая могла бы навести на мысль о насильственной смерти… Наконец покончив с этим, мы отвели Бена в соседнюю пустую баню, и пока Мэт сторожил (часовой из него превосходный, он слышит малейший шорох), мы с Наггетом поливали Бена водой из шланга. Он был весь в крови, но, к счастью, не наступил в кровавую лужу: вряд ли нам удалось бы уничтожить его следы на полу. Его пижамные брюки мы сожгли. Вы еще потом недосчитались одной пары…
– Как держался Бен?
– Очень спокойно, ничуть не раскаивался. Полагаю, Бен и сейчас верит, что лишь исполнил свой христианский долг. Люс для него был не человеком, а дьяволом, исчадием ада.
– Значит, вы все выгородили Бенедикта, прикрыли, – холодно констатировала сестра Лангтри.
– Да, в том числе и Майкл. Когда вы сказали ему о смерти Люса, он сразу же понял, что произошло на самом деле. На беднягу было больно смотреть: потрясенный и подавленный, он так терзался чувством вины, словно сам зарезал Люса, собственной рукой. Все твердил, что был слишком большим эгоистом и пренебрег своим долгом: ему следовало остаться с Бенедиктом и присматривать за ним.
Да, доля вины лежала и на ней, она этого не отрицала.
– Майкл и мне сказал то же самое: что не должен был идти со мной, ему следовало быть с ним. Он так и сказал: «с ним», не называя имени. – Голос ее надломился, и ей понадобилось время, чтобы овладеть собой и продолжить: – Я решила, что он имел в виду Люса и что у них была интимная связь. Господи, что я наделала: я ему такого наговорила, так больно его ранила! Как же я все запутала! Мне даже вспоминать об этом тошно.
– Если он не назвал имени, неудивительно, что вы ошиблись, – пожал плечами Нил. – В его медкарте ведь есть запись о гомосексуализме.
– Как вы узнали?
– От Люса, через Бена и Мэта.
– Вы умный человек, Нил: обо всем знали или догадывались, – и потихоньку подливали масла в огонь. И ведь все вам удалось, верно?
– А чего еще вы от нас ждали? – нисколько не смутившись, спросил Нил. – Со смертью Люса мир ничего не потерял, а Бен не заслуживает, чтобы его заперли на веки вечные в какой-нибудь лечебнице для умалишенных за то, что он убил какое-то ничтожество! Вы, похоже, забыли: все мы отбывали свой срок в бараке «Икс», – так что хорошо знаем, какова жизнь пациента психушки.
– Да, я все понимаю, – согласилась Онор, – но это не давало вам права вершить самосуд, сознательно покрывать убийцу и намеренно вводить меня в заблуждение, чтобы лишить возможности вмешаться. Я бы немедленно отправила его в клинику, если бы знала! Неужели никто из вас не понимает, что он опасен? Бенедикту место в психиатрической больнице! Все вы были не правы, и ваш поступок, Нил, непростителен. Вы офицер, знаете правила и обязаны им следовать. Если себе в оправдание вы ссылаетесь на собственную болезнь, то и вам место в лечебнице! Не спросив моего согласия, вы сделали меня соучастницей. Если бы не Майкл, я так бы ничего и не узнала. Я за многое ему благодарна, но больше всего за то, что рассказал мне правду. Его рассуждения тоже ошибочны, но он оказался порядочнее всех вас!
Нил швырнул портсигар на стол с такой силой, что тот отскочил от столешницы, взлетел в воздух и со стуком упал на пол. Крышка при этом со щелчком открылась, и сигареты рассыпались, но ни капитан, ни сестра этого не заметили, поскольку в упор смотрели друг на друга и глаза их метали молнии.
– Майкл, Майкл, Майкл! – выкрикнул Нил с искаженным болью лицом, из глаз его брызнули слезы. – Вечно один только Майкл! Да вы одержимы им! Бога ради, неужели вы не в силах избавиться от этого… наваждения? Майкл – то, Майкл – это, и снова Майкл, Майкл, Майкл! Мне до смерти надоело его проклятое имя! С той минуты, как он появился, для вас больше никто не существует! А как же все мы, остальные?
Ей некуда было бежать, негде спрятаться, совсем как в то утро, когда она увидела тело Люса. Невысказанная, затаенная боль, что заставила Нила заплакать, впервые открылась ей, гнев ее вдруг остыл, и она осознала, что он очень изменился, стал сильнее. Два месяца назад он не смог бы выдержать эту пытку и сохранить самообладание.
Нил сердито потер ладонью глаза, стараясь взять себя в руки, а когда заговорил, ему удалось придать голосу больше спокойствия и рассудительности.
– Я знаю, вы любите его. Даже Мэт давно это заметил, хоть и слепой. Так что давайте примем это как очевидную истину и оставим в стороне. До появления Майкла все мы были единым целым: вы принадлежали нам, а мы – вам. Вы заботились о нас, мы были вам дороги! Все свое время, всю свою любовь вы отдавали нам, ну или нашему лечению, если хотите. Но если человек болен, то ему трудно судить беспристрастно: он обращен внутрь себя и все принимает на свой счет. Вы окутали нас коконом любви! Никому из нас не приходило в голову, что в вашем сердце найдется место для чего-то еще, кроме отделения «Икс» и его обитателей. С появлением Майкла стало ясно как день, что он совершенно здоров. Для нас это означало, что вам нет нужды о нем беспокоиться, но вместо этого вы отвернулись от нас и потянулись к нему. Вы бросили нас! Вы нас предали! Именно потому, что вы любовались Майклом, восторгались его здравым рассудком, внутренней силой, и погиб Люс. Вы влюбились в него! И что, по-вашему, должны были чувствовать мы?
Онор хотелось закричать: «Но я не перестала заботиться о вас и любить вас! Не перестала! Я лишь в кои веки захотела чего-то для себя!» Ведь невозможно постоянно только давать, но ничего не получать! Разве это так много? Служба в отделении «Икс» подошла к концу, и она поняла, что ужасно устала быть только сестрой милосердия.
Она, конечно, промолчала, а через мгновение вскочила с кресла и бросилась к двери: бежать, куда угодно, не разбирая дороги, лишь бы не видеть Нила, – но он успел схватить ее за руку, резко повернул к себе, с силой сдавив кисти, и держал, пока она не перестала вырываться.
– Вот видите? – проговорил он тихо, и пальцы его разжались, мягко скользнули вверх, к ее плечам. – Пожалуй, я держал вас чуть крепче, чем Бен Люса, но не думаю, что на коже останутся синяки.
