Она опять нырнула. Вода сопротивлялась, словно стала каменной. И все же… Все же… Она схватила Марселина, но он, как видно, решил утащить ее с собой. Какой же он тяжеленный… Эма тянула его за волосы. Изо всех сил. Словно якорь голыми руками. Черная пелена. В ушах колокола. Легкие разрываются. Эма и Марселин близко к поверхности. Близко. Но все-таки они тонут… Она его больше не поймает, если сейчас вынырнет без него…
Эма сделала еще одно, возможно, последнее усилие. В руках у нее остался клок волос. В глазах черно, но Марселин рядом. На ощупь она ухватила его под руки. Толкаясь ногами, вытянула на поверхность. В теле Марселина ни энергии, ни кислорода. И вдруг сила бо́льшая, чем сила Эмы, вытолкнула их обоих на свет. Эма так никогда и не узнала, что же их спасло.
Воздух! Эма запрокинула голову и жадно его глотала. Она по-прежнему держала Марселина, он был очень тяжелый. Губы у него посинели, глаза не открывались. Он не дышал.
Эма не заметила, как к ним подошла спасательная шлюпка. Кто-то поднял Марселина, легко, будто форель. Конечно, это был Феликс. Избавившись от тяжкого груза, Эма почувствовала себя перышком. У нее онемели руки и ноги, ей хотелось отдаться на волю волн. Но рулевой бросил ей канат, и минуту спустя она уже лежала в прогретой солнцем лодке.
Она видела широкую спину фельдшера, который наклонился над Марселином. Лукас давил обеими руками на грудь утопленника, делал искусственное дыхание, дышал изо рта в рот и ругался на чем свет стоит. Гийом привел шлюпку к шхуне и теперь ждал, держась за канат, который поможет им подняться на борт.
Морская синева сливалась с небесной. Акулы уплыли. Марселин не дышал.
Лукас готов был уже отчаяться, но тут спазм скрутил Марселина, словно червя, голова дернулась, изо рта хлынула вода. Гром аплодисментов послышался с верхней палубы. Марселин закашлялся и приоткрыл один глаз. Счастливый Лукас обложил его от души:
– Черт бы тебя побрал, скотина ты этакая! Ты же умеешь плавать, урод!
Гийом подал знак поднимать шлюпку. На полдороге Эма вдруг заметила, что мокрая рубашка прилипла к телу, стала прозрачной. Она заслонилась руками, скрестив их на груди, и в этот миг кто-то бросил ей сверху джутовый мешок.
Шлюпку на палубе встретили молчанием. В тишине раздавался только стук зубов Эмы. Ноги ее не держали, с волос и одежды текла вода, холод пробирал до костей.
– Там же акулы, Эма… Ты что, с ума сошла? – пробормотал Пусен. Он чувствовал себя виноватым из-за дурацкой подзорной трубы…
– Акулы нападают, если чувствуют кровь, – оправдывалась Эма, едва шевеля губами.
– Акулы, не акулы, но за борт так не прыгают НИКОГДА! – нравоучительно провозгласил адмирал.
– Самоубийство, – присоединился геолог.
– Я точно не прыгну, – пообещал Проказа.
– Прыгнешь, если очень попросят, – не без ехидства напомнил ему кок.
– Пустая голова вместо поплавка! – ухмыльнулся один из матросов.
– Марселин теперь у нас на эти дела мастер, – заметил портомой.
– А чего ему бояться? У него амулет на шее, – вздохнул баталёр, который всегда завидовал Марселину.
– Эма, ты понимаешь, что могла погибнуть? – спросил доктор.
– Потеряли бы двоих вместо одного, – добавил марсовый старшина.
– Что было бы крайне глупо, – поддержал его первый помощник.
– Но у нас два живых и невредимых человека – вот что главное, – прекратил дискуссию принц, чувствуя себя невероятно счастливым.
Щепка подошел к Эме и передал одеяло вдвое больше него.
– Спасибо, юнга, – завершил речь принц Тибо. – Лукас, отведи Марселина в лазарет. Баталёр, выдай им сухую одежду. Кок, приготовь горячий бульон. Остальные за работу! Адмирал, прошу вас, пойдемте со мной.
Принц Тибо обратился к адмиралу с просьбой предоставить ненадолго Эме свою каюту, пусть придет в себя и согреется. Он бы попросил Гийома, но у того в каюте черт ногу сломит. Зато у адмирала – безукоризненная чистота. Адмирал милостиво согласился и даже поставил на видное место коробку с миндальным печеньем.
Эма вытянулась на узкой кушетке, положила голову на подушку и впервые поняла, до чего неудобно спать в корзине с канатами. Феликс принес ей перечного масла для растирания, четыре дополнительных одеяла, шерстяное нижнее белье, побитое молью, чашку бульона и двойную порцию изюма и кураги.
– Ты всем им заткнула рот, – сказал он. – Теперь тебя оставят в покое. Ты для этого прыгнула?
– А ты для этого победил крокодила?
– Я – нет.
– И я – нет.
– Но вот увидишь, старалась не зря.
Феликс подмигнул Эме и вышел. Эма мгновенно погрузилась в сон и проснулась только глубокой ночью.
Корпус шхуны поскрипывал, шкивы повизгивали, неторопливые шаги мерили бак у Эмы над головой. «Изабелла» не спеша двигалась вперед. Эма задумалась, где же ночует адмирал? Наверняка в гамаке в кубрике, среди храпа и запаха грязных ног. Она снова заснула и во сне улыбалась.
14
Хмурым днем «Изабелла» бросила якорь возле пирса Негодии, в удобной, просторной, глубокой бухте, окруженной белыми скалами. Адмирал помнил эту сказочную красоту с юности: здесь он учился морскому ремеслу и прожил несколько лет. Ему очень хотелось получить приглашение во дворец и повидать старых товарищей.
– Правда? – удивился Тибо, потому что знал, как Дорек ненавидит торжественные приемы.
– Именно так, ваше высочество, – подтвердил адмирал. – И к тому же я убежден, что вам необходим сопровождающий.
Тибо рассмеялся.
– Сопровождающий? Вы серьезно?
– Мне никогда не нравилась идея, что вы появляетесь на людях со спутницей, принц. Я с самого начала был против.
– Однако вы купили моей спутнице платье.
– Не по своей воле, принц, не по своей воле.
– И очень красивое.
Дорек закашлялся.
– Мы все обратили внимание, принц…
– На что?
– Нам всем показалось совершенно очевидным…
– Адмирал Дорек, мое поведение безупречно. Вам нечего поставить мне на вид.
– Конечно, принц. Я бы сказал, что вы правы с формальной точки зрения. Никто не посмеет вас ни в чем упрекнуть.
– Так в чем же дело?
– Но я чувствую, ваше высочество… Интуиция мне подсказывает…
Принц Тибо слушал и забавлялся заиканием адмирала. Он не собирался приходить ему на помощь.
– Подсказывает, что возникло… некое притяжение. Именно так, мой принц. Притяжение.
– Не подозревал, что у вас прекрасная интуиция, адмирал.
Дорек сердито вперился в потолок.
