Эма отвернулась и смотрела на бескрайнее море. Она была в растерянности.
Многие годы ее жизнь зависела от молчания и обмана. С десяти лет, с того самого дня, когда трое мужчин увезли ее с собой. С ней был маленький чемоданчик и медальон на шее. Она никогда не забывала маму, какой видела ее в тот прощальный час: немолодая, усталая, с натруженными руками, которые берегли ее среди лишений и нищеты.
Эму ничему не стали учить. Никто и не думал ни о каких дамах. Ее нагрузили самой черной, самой унизительной работой. Но однажды хозяин увидел, как она танцует. Эма танцевала ночью – так танцуют только рабы – без музыки, без праздничных огней, лишь бы всколыхнуть затхлый воздух барака, лишь бы почувствовать себя живой. Танцевала удивительно. В тринадцать лет стало видно, что она будет красавицей. Смешавшись, разные крови подарили ей светлые глаза и гладкую кожу цвета кофе с молоком. Хозяин стал ее хорошо кормить, следить за зубами, беречь руки. Через два года Малаке дель Пуэнте Саез пришел покупать ее и заплатил высокую цену наличными.
В тот же год Эма расплавила свои цепи над огнем. Покрасневший металл обжег кожу, но она не кричала. Она думала о своих родителях: из любви к ним она должна добыть свободу. Эма разбила окно, пролезла сквозь решетку, ободрав спину, и нырнула в грязный канал. Рот наполнился тиной. Как могла долго она плыла под водой. При каждом движении запястья словно рвались с адской болью.
День за днем, неделя за неделей, год за годом она ухитрялась находить себе пропитание. Перебиралась с острова на остров, выучила разные языки, бралась за любую работу. А еще наблюдала, вслушивалась, размышляла. Старалась понять, как живут свободные люди. Что они для себя выбирают и почему. И постепенно у нее появилась мечта о благополучном королевстве с честным государем. Она узнала, что такое есть, всего одно. Оно находится далеко на севере. Эма даже выучила язык этого королевства как можно лучше. И долго ждала судна в эту страну.
Быстрые шаги отвлекли Эму от мыслей и помешали принцу Тибо сказать ей хоть слово. Гийом Лебель пришел сменить его у штурвала.
– Прибываем, ваше высочество. Начинаем лавировать.
– Вот как? Что ж, очень хорошо… – пробормотал Тибо.
Эма торопливо проговорила:
– Я буду готова сопровождать вас, когда прикажете, ваше высочество.
Брови Тибо взлетели.
– Вот как?.. Если хочешь увидеть стеклянные часы… Они во дворце. Выйдем пораньше. Еще до заката.
Гийом, положив руки на штурвал, искоса взглянул на молодых людей. Он находил очень странными и девушку, и юношу. Они не говорили друг с другом днями и неделями. Но когда были рядом, – Гийом мог поклясться, – они излучали свет чище утреннего, горний, небесный, если небо очистил северный ветер. И после каждой остановки в порту их свет становился ярче.
16
Эма не увидела стеклянных часов Бержерака. Не было ни бала, ни праздничного пиршества.
Король Фенелон дал знать принцу Тибо, что хотел бы свидеться с крестником незамедлительно, и пригласил разделить с ним полуденную трапезу. Срочность свидания встревожила принца, и он распорядился, чтобы команда во время его отсутствия не покидала судно.
Фенелон, хрупкий старичок, сгорбленный и печальный, одетый в черное, дожидался их один в курительной, где шторы были задернуты, пахло пылью и сырым дождливым днем. Король пытливо вглядывался в принца Тибо и Эму. Особенно в Эму. Может ли он говорить в присутствии незнакомки? Весть столь значительна!.. Голубые глаза короля переходили с юноши на девушку и обратно. В конце концов он решил, что нет причины отсылать ее. Король подошел к Тибо, встал на одно колено, приложил руку груди и сказал:
– Ваше величество.
Тибо отшатнулся.
Фенелону трудно было подняться, Эма помогла ему. Слезы текли по бледным щекам короля. Он стоял перед Тибо, пристально глядя на него.
– Будьте великим королем, каким, я знаю, вы способны быть.
У Тибо перехватило горло, он едва мог выговорить:
– Когда? Как? Что случилось?
Крестный приложил палец к губам:
– У стен есть уши. Пойдемте.
Тибо взял руку Эмы и крепко сжал. Фенелон провел их через потайную дверь в соседнюю комнату, где на столе красного дерева стояли два прибора. Сама комната была чуть больше стола и напоминала шкаф, в котором приготовили все для трапезы. Свечи бросали дрожащий свет на тарелки, бокалы, оловянное блюдо. Никогда еще Тибо не видел столь безрадостного пиршественного зала. Фенелон дернул шнурок звонка, и на стол поставили третий прибор.
Короля Бержерака всегда восхищала твердость Альберика. Сам он только мечтал о королевстве без войн, но ему не хватало духу изменить порядок в своих владениях. За отсутствие мужества он платил бессонницей. Смерть Альберика показалась ему концом света.
Подали раковый суп с устрицами. Сотрапезники ели молча, каждая ложка казалась печальней предыдущей. Принц Тибо отодвинул тарелку и спросил:
– Он страдал?
Фенелон недоуменно развел руками.
– Не могу понять, – продолжал Тибо, – отец крепкий, здоровый, он…
– Да, в расцвете сил, я знаю. Смерть должна была взять меня, не так ли? Именно так, но взяла его.
– Когда?
– Три дня назад.
– Три дня?! Но мы в десяти днях пути при хорошей погоде! Как вы могли узнать так скоро?
– Весть принесла почтовая чайка. – Фенелон вытер губы и опустил салфетку на колени. – За долгие годы дрессировки это второй успешный случай. Разумеется, я никому не сообщил эту весть. Кроме вас, Тибо. Жду официального сообщения из Королевства Краеугольного Камня. – Фенелон тяжело, с хрипом вздохнул. – Вы знаете, что закон о престолонаследии предписывает…
Фраза повисла в воздухе.
– После полуночи, на двенадцатый день после кончины короля, на трон должен взойти новый король, – закончил Тибо. – Три дня уже прошло. У меня остается девять дней, чтобы вступить на трон.
– Все так.
Закон престолонаследия Краеугольного Камня был таким же, как в Королевстве Бержерак. Государство никогда не оставалось без короля больше двенадцати дней, дабы избежать беспорядков. Когда государь умирал, корона переходила к его старшему сыну или старшей дочери, сколько бы лет им ни исполнилось. Если по той или иной причине старший не мог занять трон, корона переходила к младшему брату или сестре. Жакар не упустит такой возможности.
Лакей скользнул вдоль стола, словно выдра. Поставил блюдо с крупной семгой, захватил суповые тарелки и исчез.
– Я теперь ем только рыбу, – сказал Фенелон, извиняясь.
Он разделал рыбу на куски, орудуя ножом, как умелый боец, которым он и был не так уж давно. Сначала король положил рыбу Эме, потом Тибо.
– Необъяснимая смерть, – произнес он шепотом.
