– Каплями выделений больных.
– Исключено.
– Вы все моете руки перед тем, как готовить, перед едой, сходив в гальюн?
– Вы имеете в виду с мылом?
– Да.
– Н-ну…
– Посуду вы кипяченой водой моете? Одежду чистите вдали от камбуза? Ответ я знаю, капитан. Я сам ходил в плавание.
– А…
– Послушайте. Жизнь вам спасет строжайшая гигиена. А если хотите спасти остров – ничего не выбрасывайте за борт.
– Ничего, то есть?..
– Рвоту, испражнения тоже, да. Все оставляйте на корабле. Разумеется, подальше от питьевой воды.
– Вы говорите о строжайшей гигиене, а сами предлагаете нам жить среди бочек с дерьмом?
– Он прав, – пробормотал Лисандр брезгливо.
– Нет, он ошибается, – ответил Лукас. – Найдите выход, капитан. Устройте где-нибудь отстойник. В вашей каюте или в трюме. Все воды, где прошло ваше судно, опасны. Одна креветка, пойманная близ Френеля, – и всему королевству грозит бедствие. Все должно остаться на борту.
– И… мертвые тоже? Что мне делать с телами, если еще кто-то умрет?
– Больше никто не умрет, – пообещал Лукас, сжав ручки весел.
Капитан посмотрел на него недоверчиво, но промолчал.
– Через час мы пришлем вам пресную воду. И каждый день будем присылать еще. Пока что стойте здесь, но завтра с утра отплывите подальше, к самому выходу из бухты. Все необходимое доставим вам судном. Одеял у вас хватает?
– Да.
– Мыла? Нет? Пришлю вам мыла. Горючее?
– Пришлите горючего.
– Хорошо. А вы через час пошлите кого-нибудь мне навстречу. Послушайтесь совета: оставайтесь на борту.
Капитан вздохнул; он весь посерел.
– Вы нас в карантин отправляете, так? На сорок дней?
– Нет, только пока все не выздоровеют.
– Пока все мы не схлопочем эту дрянь…
– Необязательно. Скоро можно будет переправить на берег тех, кто переболел, и тех, кто не заразился, при условии, что они пробудут несколько дней под наблюдением.
– По мне, так всех нас одно ждет. Как хоть называется эта погань?
Лукас вдохнул поглубже.
– Холера.
14
Две лодки, два добровольца и четыре бочки чистой воды – вот все, что требовалось Лукасу. В порту было полно и лодок, и рабочих, и бочек, однако даже Гийому Лебелю все отказывали. Уже заходящее солнце зарделось на мачтах карантинного корабля, а экипаж до сих пор не получил ни капли воды. И тут в переулках порта случилось удивительное видение: четыре красавца-жеребца, горящих золотом в закатных лучах, привезли королевскую карету.
Симон спрыгнул с козел и, предупредительно разогнав зевак, открыл дверцу. Из кареты вышла сама королева, сияя в платье цвета индиго. Согласно обычаям, беременной королеве не следовало показывать свой живот, а из-за сплетен, что она приносит лишь беды, можно было бы ожидать, что она станет держаться ото всех подальше. Но Эму не заботили ни обычаи, ни сплетни. И даже возражений Тибо она избежала, улизнув, пока он разговаривал с канцлером.
Гийом подбежал к ней:
– Госпожа?
– Я наблюдала из башни, капитан. Им так и не доставили необходимого. Что здесь происходит?
– Все боятся, госпожа…
– Все? С кем именно вы говорили?
– В основном с рыбаками, госпожа.
– Так я и думала. Будьте готовы: через полчаса я обеспечу вам лодки.
Эма любезно улыбнулась собравшимся, а затем в сопровождении Симона обошла весь порт, обращаясь исключительно к женщинам. В самых простых и бесхитростных выражениях она напомнила, что королевство всегда выживало только благодаря взаимной поддержке всех его жителей. Напомнила и то, что на корабле сидят в карантине восемь живых мужчин и, если им не помочь, в порту прибавится немало вдов, сирот и безутешных матерей.
Большего и не требовалось.
Жены рыбаков пригрозили мужьям невиданными карами, если те не придут на помощь больным. Чудесным образом тут же появились и лодки, и добровольцы, и бочки – хоть отбавляй. Когда Лукасу удалось наконец подплыть поближе к шлюпке, уже стемнело. Так что он не разглядел моряка, который терпеливо его дожидался.
– Черт побери, Лукас, ну ты и копуша…
У Лукаса екнуло сердце.
– Бушприт?
Это был брат Феликса, штурман с «Изабеллы».
– Удивляешься, что я здесь делаю? Сам знаешь, я не упущу случая уйти в плавание.
– Случай, конечно, выдался…
– Там, старик, хуже, чем ты думаешь. Ад кромешный. Кто орет, кто мрет.
– Сам как?
– Пока бодрячком, как видишь.
Судя по потухшему голосу, он был ни жив ни мертв.
– А капитан?
– Полощет его напропалую.
Четыре бочки занимали немало места. Бушприт был один и с трудом втащил их все в шлюпку. Когда с бочками было покончено, Лукас кинул ему небольшой сверток.
– Карантинный флаг, прости. Слушай, Бушприт, мы договорились сегодня с капитаном, что вы отойдете к выходу из бухты. Так всем будет лучше.
– Хорошо, – ответил рулевой без воодушевления.
– Завтра в полдень я вернусь.
– Угу…
Из домика на крутом высоком берегу, к которому вела длинная желтая лестница, советница Бланш наблюдала за бухтой, пытаясь понять, собирается ли доверенное лицо короля вообще отдыхать. Доктора Фуфелье и Плутиш тоже наблюдали за ним с балкона своего коллеги Рикара и довольно потирали руки: эпидемия вот-вот избавит их от ненавистного практиканта. Задача ему не по силам, ему не хватит опыта, и все станут свидетелями его провала. Если повезет, Лукас заразится и умрет в жутких мучениях. А если нет – все равно опозорится на виду у всех.
Вернувшись на берег, Лукас почувствовал голод. Зверский голод. Решив, что уже слишком поздно, чтобы беспокоить Бланш, он направился в трактир и сел за самый дальний столик в темном углу. Прокуренный зал, стук кружек, запах табака и пригорелого жира напомнили ему милые времена, когда они заходили в порты. Однако, когда хозяйка подошла принять заказ, она обнаружила, что гость спит, уткнувшись лбом в сгиб локтя. Плечи его мерно вздымались, темные волосы касались стола.
– Это кто там еще? – бросил ее муж из-за стойки.
– Похоже, парень, которого король прислал.
– Заразился, что ли?
– Да нет. Спит.
Хозяйка сходила наверх, принесла старенький плед, от которого пахло жареными колбасками и под которым Лукас и проснулся на заре от криков чаек. Лоб прилип к пивному пятну на столе, затылок ломило. Где он? В трактире. Среда. Второй день карантина. Он поднял голову. Хозяйка вытирала краем фартука подоконник, поднимая облако золотистой пыли.
