– Ну? Корбьер? – наседал Гийом.
– Корбьер, Корбьер… – произнес адмирал. – А он, случайно, не моряк?
– О да, – фыркнул Рикар.
Лукас нахмурился и помрачнел. На пристани его не ждало ничего хорошего, кроме Лисандра со свежими булочками. Шансы сдать экзамен на врача таяли всякий раз, как только он открывал рот. Одуванчик с веретеном были руководителями его практики; тыква – главой Гильдии. Начни он им снова перечить, о будущем врача можно будет забыть. Но и допустить, чтобы они натворили все, что только что перечислили, он тоже не мог.
– Все сойдут на берег без каких-либо личных вещей, – начал он скороговоркой. – Мы их тут же разденем и сожжем одежду вместе со шлюпкой. Скажем, чтобы они как следует натерли себя мылом, потом промоем большим количеством воды. На один-два дня оставим их под наблюдением, всех вместе. Будем давать обильное питье, из еды – что найдем. Если возможно – рис. Все. Через сорок восемь часов всех отпустим.
Гийом удовлетворенно кивнул:
– Будущий королевский врач сказал свое слово.
– А я думал, он моряк… – озадаченно погладил лысину адмирал.
– Моряк не моряк, но у него нет никакой квалификации! – распалился Плутиш, срываясь на визг. – Мы не можем доверить ему эту процедуру!
– Преступное легкомыслие! – присвистнул в усы Фуфелье.
– Кумовство, – отрезал Рикар. – Я напишу официальную жалобу.
Гийом шумно выдохнул. О нем говорили, что он никогда не злится. На самом деле он злился часто, но всегда думал, прежде чем что-то сказать. И в этот раз также не потерял самообладания.
– Еще вчера, – начал он с расстановкой, – вы и близко не подступались к этому делу. Тогда о кумовстве речи не шло. Когда болезнь представляла смертельную опасность, вы охотно позволили заниматься ею Корбьеру. А сейчас извольте очистить причал. Мне предстоят другие заботы.
При этих словах адмирал взял командование на себя. Колотя по ладони ребром другой, он погнал врачей из порта. Лисандр подошел к ограждению и бросил Лукасу бумажный сверток.
– Твое жалованье, – пошутил он.
Гийом обернулся к Лисандру:
– А ты-то что тут делаешь, а?
– Наблюдаю. И вижу, в какой тупик вы загоняете будущего врача.
– То есть?
– Чем больше он помогает, тем сильнее ему влетает.
– Черт, – вздохнул Гийом. – А ты прав.
Он перепрыгнул через заграждение, но забыл о лодыжке, поэтому упал перед практикантом на колени.
– Так и быть, я вас прощаю, – сказал Лукас с набитым ртом. Он махнул булочкой в сторону зараженной шхуны. – Знаете, я немного приврал. За всеми, кроме Морвана, в котором еще сидит болезнь, наблюдать не обязательно. Но я подумал, что вы начнете расследование по поводу бутылки, так что лучше всему экипажу быть в одном месте.
– Дельная мысль. Спасибо. Помощники мирового судьи уже подготовились к допросу. Давай теперь я тебе помогу, Корбьер. Что надо сделать? Командуй, я слушаю.
– Это приказ, капитан?
– Так точно.
– А мне что делать? – крикнул Лисандр с набережной.
– А ты дуй отсюда, – ответил Гийом.
– Нет, пусть останется, – решил Лукас. – Останешься, братишка?
20
Наконец-то повод для праздника: радостная толпа сгрудилась на припортовом холме, и даже Совет прервал заседание. Король с королевой, семьи моряков и помощники мирового судьи спустились на пристань встречать экипаж, и присутствие этой торжественной делегации само по себе говорило, что опасность миновала.
Когда женщина в праздничном наряде вызвалась намыливать моряков, Лукас забеспокоился:
– Это что теперь у нас, вместо фестиваля?
– Нельзя помешать людям радоваться, – ответил Гийом.
– Но, капитан, четырнадцать мужчин голышом на пристани… Я бы на их месте сбежал назад в карантин.
– Мда, справедливо. Что будем делать?
– Может, найдутся ширмы?
Время поджимало. Было видно, что с судна уже спустили на воду шлюпку, и скелетоподобный экипаж покидал его, цепляясь кто как может за веревочную лестницу. Лукасу показалось, что кто-то из них передал другому сверток, несмотря на четкие указания ничего с собой не брать. Он не поверил глазам. Гийом тем временем уже выбежал из жалкого пляжного павильончика с бумажными ширмами в руках. Теперь толпа видела лишь райских птиц и бамбуковые рамы, но все равно приветствовала причалившую шлюпку дождем желтых нарциссов, подбросив их в воздух.
Рабочий в перчатках помог морякам сойти на берег. Другой провел их за ширмы, третий относил их одежду в шлюпку. Лукас следил, чтобы моряки намыливались как следует, а потом двое рабочих поливали их из ведер. И вот выжившие показались в свежей одежде, с коротко остриженными волосами и ногтями. Их лично приветствовал сам король, а Гийом провожал в объятия к семьям – всех, кроме одного: Проказы.
– Ты ответишь за бутылку, – сказал Тибо, знаком велев помощникам мирового судьи арестовать его.
– Я ничего не делал, сир!
Как и ожидалось, Проказа все отрицал. Вид у него был, как всегда, недовольно-насмешливый, кожа от мытья шелушилась еще больше, но во взгляде появилось что-то новое. Слабость, сломленность, крайняя усталость.
– Я ничего, совсем ничего не сделал, сир, клянусь, – повторил он, не надеясь, что ему поверят.
Так или иначе, семьи у него не было, и помощники мирового судьи увели его с собой.
Лукас в этот момент как раз передавал мыло голому Брюно, в свой черед подошедшему к розовой ширме.
– Ты спас их, Морван.
Брюно, наклонившись, тер мылом между пальцев ног.
– Да нет. Они сами. Ну, почти. Все равно справились бы. Большинство точно.
– Но ты к ним приплыл как раз во время. У самого симптомы есть?
Пальцы Брюно исчезли в густой шевелюре.
– Я не заразнее тебя, дружище.
– О чем ты? Ты пил из бутылки или нет?
– Пить-то пил. Но история на этом не кончается, хе-хе. Вот, послушай-ка: я там поболтал с парнем, который отправил бутылку принцу. Бушпритом звать.
У Лукаса екнуло сердце.
– Бушприт? Брат Феликса? Бушприт отправил бутылку?
Вытянув шею, он поискал глазами Бушприта, глядя поверх ширмы. Штурман уже скрылся в объятиях своего отца-штурмана, деда-штурмана и дяди-штурмана. Феликсу, тоже штурману, удалось обнять своими длинными руками их всех.
– Бушприт?.. – выдохнул Лукас.
– Ага, но ты погоди, он это сделал за другого парня.
– За Проказу?
– Точно. Ты его знаешь? Короче, неделю этот Проказа глядел, как остальные давятся желчью, а потом его самого скосило. Как раз перед этим он получил письмо с угрозами донести на него королю – уж не знаю за что. Он перепугался, говорил, что лучше ему подохнуть на судне, чем кончить в церкви, как преступник. Рыдал как младенец и между судорог уговорил-таки Бушприта ему помочь. Все совал ему в руки письмо. Кстати, Лукас, как думаешь, слезы тоже заразные? Бушприт вот сомневался.
