– О, сир. То, к чему мы не готовы, может нас уничтожить.
– А если я захочу рискнуть?
Блез был впечатлен. Он продолжил поглаживать живот.
– В таком случае, сир, королева могла бы слушать, что вы говорите во сне. Для начала.
– Бедняжка! Она и так всю ночь крутится, ищет положение, в каком бы уснуть…
– Возможно, сир, она – ваша единственная надежда.
– Она часто моя единственная надежда, Блез.
Наставник улыбнулся:
– Быть услышанным – наполовину исцелиться, сир.
– Это вы от кузнеца набрались?
– Нет, сир. От душевнобольных, за которыми наблюдал.
– Что ж, тогда я тем более благодарю вас, Блез, что вы меня выслушали. Но отвлечемся от терапии. У меня к вам дело, к нему давайте и перейдем.
Тибо вкратце обрисовал ситуацию. Услышав про бутылку, наставник побледнел, когда речь пошла о туннелях, снова порозовел, а при упоминании подземелий северного крыла глаза у него загорелись.
Тибо замолчал, вглядываясь в Блеза. Он долго размышлял о том, каким образом обследовать северное крыло. И чем больше думал, тем опаснее виделась ему затея. Говоря откровенно, чистым безумием. Если Блез найдет под землей логово Жакара, живым он оттуда не выйдет. Попасться Сидре – не многим лучшая участь.
– К счастью, – продолжил он, – в северном крыле кроме Сидры, Амандины и, возможно, Жакара никого нет. Завтра утром мировой судья пригласит Сидру между половиной девятого и девятью в Тронный зал, на беседу. Амандина, бедняжка, угрозы не представляет, но я позабочусь все же, чтобы Манфред занял ее чем-нибудь в другой части дворца. Жакара никто не видел уже четыре дня, так что, полагаю, путь у вас будет свободен. Однако вот еще что: его спальню по моему приказу охраняют помощники мирового судьи. Но если заглянете туда ровно в девять, когда они сменяются, там будет только один новичок, он ночи напролет проводит на танцах и с утра не стоит на ногах. Его скоро уволят, но пока можем этим воспользоваться. Пока он дрыхнет в постели моего брата, у вас будет примерно двадцать пять минут времени.
– А если в этот раз он не пойдет на танцы, сир? Вдруг он не будет спать?
– Пойдет, это я вам обещаю.
– А как я отопру двери, сир?
– Очень просто: ключом. У Манфреда есть связка со всеми дубликатами. Он даже спит с ней, если верить его жене. Вообще, я ей сочувствую, и не только поэтому…
Блез уже топтался на месте, готовый действовать.
– Вы, дорогой де Френель, для такой задачи подходите как нельзя лучше, – подытожил Тибо. – Ваше любопытство порой толкает вас за границы дозволенного.
– Именно так говорила моя мама, сир. И заметьте, в конце концов смирилась. «Хотя бы не попадайся…» – вот все, что она решалась сказать.
– Святая женщина. Но она права, вам ни в коем случае нельзя попасться. Вы осознаете всю опасность?
– Да, сир.
– Отыщите проходы, но ни в коем случае не пытайтесь по ним пройти.
– Разумеется, сир. Ни в коем случае.
– Обращайте внимание на любую мелочь: проходы всегда тщательно замаскированы. Ищите большие картины, двойные стены и все в этом роде.
Уши Блеза почти светились от предвкушения.
– Хорошо, сир, очень, очень хорошо. Значит, завтра?
– Завтра утром, в половине девятого – комната Сидры. В девять – Жакара. Остальные оставим на потом.
– Мне идти одному, сир?
Блез заметил по лицу короля, что тот колеблется. И, чтобы избавить его от трудного ответа, заключил сам:
– Я пойду один, сир.
Это были последние слова, которые Тибо от него слышал.
23
Солнце в судьбоносный день встало точно в положенный час. Ровно в восемь тридцать Блез де Френель ступал по выщербленным плитам северного крыла, отданного на волю прихотей всех времен года и превратившегося мало-помалу из творения рук человеческих в творение природных сил. В разбитые окна проникал плющ, из трещин выглядывала сорная трава, облупившиеся стены пожирал черный мох.
Коридор казался пустынным, и Блез спокойно дошел до комнаты Сидры, даже не подозревая, что кое-кто за ним идет: Лисандру было любопытно, что может заставить наставника отложить священный урок геометрии. Чтобы ступать бесшумно, ботинки он нес в руке, а когда понял, что Блез собирается войти в комнату королевы, спрятался в шкаф, втиснувшись между метлой и шваброй. Он оставил щелку между дверцами, но смирился с тем, что упустит Блеза из вида.
Когда Блез переступил порог комнаты Сидры, на него вдруг нахлынуло дурное предчувствие, но он тут же его отогнал, чтобы целиком сосредоточиться на наблюдении. Дышать было тяжело, комнату наполнял странный тяжелый дух: смесь запахов шалфея, угля и костной муки. Блез обошел комнату в темноте, водя по стенам ладонями. Ни поддельных картин, ни поддельных шкафов, ни фальшивой деревянной обшивки. Только три запертые двери.
За первой оказалось нечто вроде монашеской кельи: узкая кровать, прикроватный столик и странный стул из переплетенных корней – больше ничего.
За второй – гардеробная, где висели две накидки, подбитые мехом выдры, и с десяток одинаковых платьев из грубого неокрашенного льна. С годами они приняли форму тела хозяйки. Коснувшись их, Блез снова ощутил необъяснимый страх.
К последней двери вели три сточившиеся ступени. Она была заперта, а в связке, которую Манфред двумя пальцами протянул Тибо, гневно раздувая ноздри, ключа от нее не было. Тогда Блез решил проделать старый трюк, за который мама столько раз его упрекала. Он отстегнул подтяжку, зубами разломил зажим и воспользовался им как отмычкой. Навык он не растерял.
Едва Блез вошел, как у него перехватило дыхание. Смрад стоял невыносимый. Животный, растительный, минеральный – неопределимый запах. Он закашлялся. Стуча себе в грудь, бросился отворять ставень единственного слухового окна. На черный сланец пола упал пыльный квадрат солнечного света. Блез обернулся, моргая. В жизни он не видел ничего подобного.
Вдоль стен стояли узкие столы, а на них – банки с желтоватой жидкостью, в которой плавали ощипанные вороны, освежеванные крысы, бычий желудок, матка лани, когти хищников, обезглавленные рыбы, лягушки без конечностей, яичная скорлупа. По стенам развешены мешочки с шерстью, гривой, волосами и ногтями. С потолка свисают пучки сухих трав – будто перевернутый луг. У Блеза волосы встали дыбом, а на спине выступил холодный пот. Перед ним была лаборатория.
Лаборатория ведьмы.
В ужасе, в предвкушении подошел он к вращающемуся столику. Песочные часы, счеты, чаши, мензурки, флаконы самых различных форм, ложечки золотые, серебряные, оловянные, нефритовые, хрустальные… Он потянулся к одной из них, но что-то его остановило.
– Гляди-ка, к нам гость.
