– Я бы выгнал его в три шеи, сир.
– А если для тебя в три шеи – это слишком?
– Тогда уволил бы, сир.
– Вот именно.
Стражник вытер нос рукавом и стыдливо опустил голову. Тибо немного смягчился.
– А что, если бы этот стражник был тебе все-таки симпатичен? Если бы тебе было небезразлично его доброе имя? Его честь? Что бы ты сделал, Морван?
– Эх, ну, не знаю, сир.
– Возможно, ты бы просто отпустил его назад к его медведю? К вольной жизни, какую он оставил дома?
Брюно сгорбился чуть ли не до пола. Вольная жизнь, честь… Всем этим манил его и отец. Но кто же преподносил ему все это в итоге? Король, которого он чуть не предал. Брюно громко шмыгнул носом.
– Возвращайся домой, Брюно. Зима кончилась, а я нанимал тебя только на мертвый сезон.
Они пошли дальше, и Брюно, который шагал все так же опустив голову, вскоре столкнулся с капитаном Лебелем, вылетевшим стрелой из-за поворота и с ходу выпалившим:
– Принц Жакар найден, сир.
– Где? Где?!
– Прямо среди бела дня, сир, на пристани в порту. Он силой проник на судно, отплывающее в Ламот, на глазах у толпы свидетелей.
– И никто его не остановил?
– Он был вооружен, сир. При нем были лук, стрелы и его пес. Он даже велел отдать швартовы, не дожидаясь подготовки судна. Помощники судьи делают обходы без оружия, они не решились вмешаться. Единственный, кто пытался оказать сопротивление, – ни за что не угадаете – наш плотник Жюль.
– Жюль? Он-то что там делал?
– Он в составе театральной труппы, которую вы отправили в турне, сир. На их корабле Жакар и отчалил. Бедняга Жюль чуть не лишился своей культи.
Тибо прислонился к стене.
– Вот черт.
Только он нашел Жакара, как тут же потерял. Направляясь в Ламот, принц плыл к единственному своему другу: невыносимому наследному принцу Августу Максимильену. Упав духом, Тибо хотел было почесать подбородок, но у него заломило руку.
Рана была глубока.
25
Вечером Тибо попросил Эму послушать, что он говорит во сне. Это был последний совет Блеза де Френеля, и ему стоило последовать.
Они легли на большую красную кровать в королевской опочивальне и спокойно уснули. Но около полуночи Тибо стал резко толкать Эму локтем. Она протерла глаза и уселась у изголовья. Ничего не происходило, и она начала было задремывать, подперев рукой подбородок. Но внезапно Тибо выставил руки перед собой, будто защищаясь. Он бормотал что-то нечленораздельное. То были не фразы, даже не слова. Скорее хрип. Животный ужас.
Казалось, Тибо страдал, и страдал невыносимо. Эме почудилось, что кошмар подбирается к ней, вот-вот захлестнет ее. От тревоги что-то сжалось внутри. Иллюзия, что Мириам останется с ней, рассеялась. Договор заключен. И от него не уйти. Сверчки за окном скрежетали как цепи. Эма встала, чтобы закрыть окно, и в тот же миг Тибо выгнулся дугой и взвыл:
– МИРИАМ! НЕТ! МИРИАМ!
Эма поняла. Тибо все знает.
Он тоже заключил договор с лесом, но не помнил об этом. Все, что случилось там, он похоронил глубоко-глубоко. Он переживал свою боль во сне, а проснувшись – забывал. Его предок, король Пьер, очертил острием меча круг, замкнув в нем мертвое тело своей жены-королевы, и забыл о нем, – так и Тибо окружил свою память кольцом небытия.
Эма долго молча смотрела на мужа, и вдруг он внезапно проснулся, хватая ртом воздух.
– Мне что-то снилось? – спросил он, вытирая пот простыней.
– Да.
Глаза у нее были черные, между бровей – глубокая складка.
– Я разговаривал? Я что-то сказал?
– Ты кричал. И сильно метался.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Нет.
– Значит, я говорил. Что я сказал?
Эма села на кровати, тихонько погладила его плечо. Целая череда монархов, века неприятия правды пролегали между Тибо и его сном. Кто она, чтобы разбивать эту великую цепь забвения?
– Ничего, Тибо. Ты ничего не сказал.
– Нужно будет попытаться снова. Пока я не заговорю.
Эма закрыла глаза.
– Бесполезно. Ты не заговоришь.
26
Лисандр один сидел возле Блеза, когда ранним утром со стороны койки послышался хрип. Он тут же вскочил со стула, на котором провел всю ночь.
– Господин де Френель?
В ответ раздалось болотное бульканье.
– Вы проснулись?
Жуткий оскал.
– Вы можете открыть глаза?
Веки задрожали, не поднимаясь. В ту же секунду на пороге появился нарядно одетый доктор Плутиш.
– Так-с, как дела у нашего больного?
– Это к вам вопрос, – ответил Лисандр, уступая ему место.
– Ага! Мы проснулись. – Плутиш повторил по слогам, как будто говорил с младенцем: – Про-сну-лись, да? Готовы покушать? По-ку-шать?
Ворчание.
– Доктор, он не двигается.
– Ну разумеется.
– Что значит – разумеется?
– На наш взгляд, он перенес кровоизлияние в мозг и множественные переломы позвонков. Если говорить грубо, как ты привык, он проломил себе череп и сломал шею. Я ждал, когда он проснется, чтобы понять, докуда он парализован. Ноги – однозначно, руки – возможно, туловище и лицо – надо смотреть. Он открывал глаза?
– Нет…
– Дурной знак.
Лисандр сдвинул брови. Парализован! Что станет с Блезом, если он будет прикован к постели? Больше не поймает ни одного лосося, не заглянет в кухню, не поднимется в библиотеку? А их уговор поплавать ночью на лодке? А их геологические, астрономические, археологические исследования? Даже геометрия представлялась теперь невосполнимой потерей, ибо трагедия Блеза была и его трагедией: теперь Лисандра наверняка ждет школа.
– Так, так, так, – сказал Плутиш, меряя крайне учащенный пульс. И повторил, ничего не объясняя: – Так-так.
Тут по простыне внезапно стало расползаться черное пятно. Лисандр отшатнулся.
– Это все переливание, – торжествовал Плутиш.
– Он мочится кровью?
– Ну нет, ну что ты. Просто у него гемолитический шок, как и следовало ожидать. Говоря грубо, твоим языком, он пытается привыкнуть к крови короля.
– Это опасно?
– Часто смертельно, да.
– Смертельно?
– Возможно. – Плутиш помолчал, потом бодро добавил: – Но не обязательно. Так или иначе, что бы там ни думал король, его голубая кровь ничем не лучше крови теленка, которого только отняли от вымени. Ну вот, про волка речь, так волк навстречь.
