Легко сказать – трудно сделать. Страх стал неотъемлемой частью Овида, как линии на руке. Нести стражу снаружи он был не готов и потому свернулся калачиком в изножье кровати Тибо. Успокоившись оттого, что король рядом, он быстро захрапел. А Тибо уснуть не мог. Он стоял у окна и смотрел на аллею вековых платанов.
Кто была та странная девочка, владеющая левитацией? Он должен пригласить ее во дворец. Должен понять, как ей это удается. И потом, привидение из колодца его занимало; Виктория с подвеской – беспокоила; скупость Доре раздражала. Что-то странное творилось в усадьбе Ис. Он даже подумывал, не заслать ли сюда мирового судью с внеочередной проверкой.
Постепенно мысли сами собой вернулись к Эме. Что делает она сейчас? Звезда Мириам вдруг замигала, будто в ответ. Он улыбнулся. Эма, наверное, спит, положив одну руку на живот, другую под щеку. Или читает книжку, которую принесла ей Элизабет. Или зажгла красные фонарики и слушает стрекотанье цикад в саду.
Картинки плыли перед глазами Тибо, но ни одна из них не походила на правду. Потому что была полночь, и Эма натирала живот зельем Сидры.
31
Видимо, Тибо все же заснул, потому что на следующий день проснулся от громкого стука в дверь. Он открыл ее, полураздетый.
– Ваше величество! – воскликнул крайне взволнованный Бенуа. – Я не смел постучаться раньше. Но начал уже бояться, что наша свита осталась без короля.
– Почему? Который час?
– Полдень, сир. Чета Дорек вас давно ждет. Даже ваш конь, по словам Брюно, удивляется, где вы.
– Брюно? Разве мы не отправили его на Плоскогорье, к его медведю?
– Он говорит, что поглядел вчера, как Овид удирает со всех ног, и решил на всякий случай проводить вас до конечного пункта, сир.
– Ага. Ясно.
Тибо почесал подбородок.
– Сир, нам стоит поторопиться, все уже решили, что вы мертвы.
– Я не собираюсь умирать молодым.
– Однако, сир, именно так все и подумали.
– Скажи им, что я воскрес.
Тибо умылся целым кувшином холодной воды и поспешно оделся. Сегодня великий день. Такие не повторяются. Он самолично убедится, что адмирал исцелен, и огромный груз спадет у него с плеч. По крайней мере, он на это надеялся.
Надежды его оправдались. Альбер Дорек сам вышел их встречать: бодрый, живой, в том же кителе, в котором венчал их с Эмой.
– Принц Тибо! – воскликнул он, восторженно раскрывая объятия. – Проходите, проходите, добро пожаловать!
Тибо сразу понял, что перед ним новый Альбер Дорек: радушный и беззаботный. Зато Гвендолен была все такой же. Дородной, надушенной, с усиками. Муж ее исцелился всего тридцать шесть часов назад, и потому она ходила за ним по пятам, боясь рецидива.
Убранство их домика (цветы, кружева, бисер) выдавали ее тайную мечту: быть изящной и утонченной дамой. Однако ради мужа она согласилась придать гостиной вид нижней палубы. Работа там кипела, поэтому короля принимали на узкой террасе, окруженной карликовыми деревьями. Не успели все рассесться, как переполняемый воодушевлением адмирал спросил:
– Скажите мне правду, мой принц, вы теперь король?
– Да, адмирал.
– Вот как? Ага…
Адмирал провел рукой по лысине, чтобы лучше усвоить новость.
– Принц теперь король, – повторил он. – Выходит, мы успели вовремя? На «Изабелле»?
Тибо вдруг оценил весь масштаб пропущенных бедным Альбером событий. Чтобы рассказать ему толком все, что случилось за последние одиннадцать месяцев, ушло бы не меньше недели. Придется довольствоваться краткой выжимкой. Обед был одновременно простым (сидр, салат, курица) и сложным (вопросы, ответы, размышления, воспоминания). Дорек особенно подчеркивал, какими белыми были руки ангела, снявшего с него недуг. Тибо терпеливо слушал. Он знал лишь одного человека с такой силой в руках, но этот человек никогда не покидал дворца, и он предпочитал о ней не думать. Нет, это чудо, должно быть, случай самоисцеления.
Во время всего обеда, о чем бы ни шла речь, адмирала не покидало блаженное выражение только что сорвавшего большой куш. Ни разу он не поджал неодобрительно губы. И даже известие о зимнем голоде встретил с такой широкой улыбкой, что видно было, где у него недостает зубов. И только за десертом Тибо начал понимать причину его блаженства. Он как раз расписывал шахматные таланты Гийома Лебеля, желая подтрунить над адмиралом, но тот вдруг спросил:
– А, так он еще и в шахматы умеет играть?
Сначала Тибо подумал, что Дорек не захотел признаваться в тайных уроках, которые брал у Гийома во время плавания. Но адмирал окончательно поверг его в замешательство, восхищенно спросив:
– И вы, значит, тоже играете, мой принц… то есть король? Это все так для меня ново! Ну, ничего, ничего! Ах, сколько еще предстоит узнать!
Он даже захлопал в ладоши, и Тибо не решился омрачать его радость напоминанием об их традиционно разгромных партиях по средам. Он задумчиво поставил обратно расписанную цветами чашечку, которую держал двумя пальцами. В памяти адмирала появились дыры? Тибо решил это проверить. И результат его поразил.
Дорек помнил, как некогда отправился в арктическую экспедицию, но не помнил ни как съел собственные сапоги, застряв на леднике, ни как потерял мочки ушей из-за обморожения; он был очень удивлен, когда, поискав, не обнаружил их.
Он помнил о стоянках в тропиках, но только не в Негодии, которая так его разозлила.
Помнил возвращение из Бержерака, но не помнил про Гиблую бухту.
Помнил всех членов экипажа, кроме Проказы.
Помнил Эму, но не помнил, как она тайно пробралась на судно. Помнил ее красное платье, но не то, как сам его покупал.
В общем, Альбер Дорек улыбался как блаженный, потому что у него не осталось ни одного неприятного воспоминания. К слову, он забыл весь свой медовый месяц, что потрясло Гвендолен. Исцеление подарило ему жизнь в розовом свете, с цветочками, бабочками и радугами. Было чему изумляться.
Тибо откланялся, когда уже смеркалось. В усадьбу Ис он вернулся удовлетворенный поездкой, уверенный в будущем и убежденный, что прожил незабываемый день, – по крайней мере, он его точно запомнит.
32
На следующее утро Тибо, свежий и бодрый, сел за стол в прекрасном расположении духа: в кои-то веки он успеет вернуться в срок. К тому же его ждал сытный завтрак: Бенуа, желая проявить себя, заставил чету Доре открыть закрома. Тибо все подкладывал себе гусиный паштет, удивляясь, где хозяева его достали, как вдруг Бенуа вошел сообщить о посетителе:
– Некий Филемон де Френель, сир. Он узнал о вашей поездке и понадеялся вас перехватить.
– Меня не перехватывают, Бенуа. Я король, а не мячик.
