И только подъезжая к Ис, она наконец поняла чего. Не хватало Лукаса. Она видела его всего два раза, минуты четыре, не больше. Первый раз он не впустил ее к королеве. Во второй – выходил из кухни, когда она шла туда утром забрать положенный посыльным паек: печенье и орехи.
– Доброе утро, доктор, – ехидно поздоровалась она, повстречав его на грязной тропке.
Он улыбнулся ей не останавливаясь.
Вот и все. Пустяк, в общем-то.
Но Эсмеральда, выучившись замечать каждую рытвину на каждом поле, научилась читать и лица. После тяжкой ночи лицо Лукаса было открыто нараспашку, и она прочла в нем немало противоречий. Мягкий и неуступчивый, смешливый и серьезный. Шел быстро, но не спешил, притом шагал враскачку. Бывший моряк? Высокий, сильный, широкоплечий, за волосами не следит… Точно, моряк.
Она сама не заметила, как въехала в городские ворота Иса. Доставив все письма, она поднялась в жалкую мансарду, которую снимала над трактиром на главной площади. Бросила сумки в угол, сняла ремень и форму в цветах Центра, заглянула в шкаф за горбушкой хлеба и обрадовалась, найдя еще и сыр.
Эсмеральда ела, стоя перед слуховым окном, в которое прошлой осенью наблюдала, как ливень разогнал королевскую процессию. Королева в красивом расшитом плаще мчалась, как газель, и тянула короля за руку. Площадь вмиг опустела. И только какой-то рыжий слуга остался стоять под дождем с недовольным видом. Все проплывало у нее перед глазами в мельчайших подробностях. И вдруг она вспомнила: Лукас тоже был там, он был с ними. В форме королевской стражи. Шел первым, коса била его по лопаткам, и спина у него была мокрая. И кто же он такой? Врач? Стражник? Моряк?
– Хватит, Эсме, – рассердилась она и нарочно набила рот, откусив от горбушки побольше.
Тем временем во дворце Мириам проживала свой первый день на земле. Лукас посоветовал держать ее подальше от сквозняков и никому, кроме родителей, к ней не приближаться. Грудь Эмы и руки Тибо были всей ее вселенной. Что до череды подарков, то стражники принимали их и складывали стопками в гардеробной. Пока что их дарили обитатели дворца и порта, но в ближайшие дни они потекут со всех концов острова, а после – изо всех Северных земель.
Среди прочего Симону в руки попала маленькая кедровая коробочка, анонимно адресованная Эме. Он счел ее достаточно необычной, чтобы передать Тибо. Внутри лежали два шарика нефритово-зеленого цвета и плохо накорябанная записка:
«Тонизирующее. Один в день, ровно в полдень».
– Тонизирующее? – удивился Тибо. – Один в день, ровно в полдень? Что это вообще…
Он принес коробочку в комнату.
– Эма? Ты знаешь, откуда это?
Эма положила коробочку на колени и молча прочла записку. Потом обменялась взглядом с Лукасом, который как раз осматривал маленькую принцессу. Лукас тут же отвернулся. Видя их теперь всех троих вместе, он никак не мог отогнать мысль о грядущем равноденствии, которое их разлучит.
– Ладно, выбросим-ка это от греха подальше, – решил Тибо.
– Тонизирующее мне не повредит, – возразила Эма.
– Скажу подать баранью ножку. Можно даже ровно в полдень, хочешь?
– Зеленый шарик меня больше прельщает.
Тибо забрал коробочку.
– Беру твои тонизирующие шарики в заложники, пока не скажешь, от кого они.
Эма вскинула голову.
– От Сидры.
– От Сидры?! И куда она лезет, эта Сидра? Насколько я знаю, с тех пор как мы приплыли в Краеугольный Камень, она и словом с тобой не обмолвилась.
Эма опустила глаза: сейчас они поменяют цвет.
– Это дар уважения королевы королеве.
– И ты ей доверяешь? Этой ведьме?
– Не в доверии дело…
Рассерженный Тибо швырнул коробку на диванчик.
Крышка щелкнула, Мириам проснулась.
– Не сердись. Пожалуйста.
Голос у Эмы ослаб. Лукас чувствовал, он лишний, однако ему было что сказать.
– Сир, – решился он.
– Это тебя не касается, Лукас.
– Позвольте, сир… Королева Сидра вылечила Амандине язык, а Матильду исцелила от кашля.
Тибо воздел руки к потолку.
– Теперь она, значит, целительница! Может, еще скажешь, что она левитировать умеет?
– Простите, сир, не улавливаю связи.
– Ее и нет. Просто похоже, кто-то у нас на острове умеет левитировать, и я твердо намерен его найти. А что касается Сидры… Ты правда считаешь, что Эме можно глотать ее пилюли?
– Доверять Сидре или нет, решать не мне, сир. Я лишь говорю, что она умеет лечить.
А еще Лукас знал, как знала и Эма, что здоровье Мириам – а значит, и кормящей ее матери – в интересах Сидры. Но больше он ничего не сказал. Наоборот, вышел как можно скорее, оставив Тибо расхаживать по комнате взад-вперед.
– У меня от тебя голова кружится, – пожаловалась Эма.
Тибо остановился, подошел к ней и присел рядом на пол, прижавшись головой к коленям.
– Прости.
– Ты устал, Тибо.
– Ты тоже.
– Хочешь, поделюсь с тобой тонизирующим?
– Нет, спасибо. Просто… Я боюсь, Эма. Боюсь за Мириам. Все время думаю об опасностях, которые ее окружают.
Тибо думал обо всех мыслимых опасностях, кроме одной, самой реальной. Эма не ответила – она положила руку ему на голову и чуть потянула за волосы, как он любил, у самых корней.
36
Дневной сон Эсмеральды прервал донесшийся снизу крик хозяйки: «Вставай уже! Серьезной работенки привалило!» Посыльная сперва потянулась как кошка и только потом открыла дверь. Вьющиеся волосы всклокочены, мужская рубаха едва прикрывает бедра. Но хозяйка и не такое видывала. Посыльная, по крайней мере, исправно ей платила звонкой монетой за жилье, была всегда при работе и столовалась у нее в трактире. Стало быть, двойная выгода, потому что ест она как бык.
– Большой посылкой пахнет, красавица.
– От кого? Куда? Когда?
– От советниц, в замок, прямо сейчас.
– Спускаюсь.
– Прикрой только зад, дорогуша. У меня тут пятнадцать мужчин обедают. Рагу на дорожку?
– Который час?
– Час рагу.
– Тогда рагу.
– Одну порцию или две?
– Две, – крикнула Эсмеральда из глубины мансарды, натягивая штаны.
Не прошло и часа, как она уже ехала по одной из своих тайных коротких троп, радуясь, что снова окажется во дворце так скоро. В шерстяном одеяле, служившем ей когда постелью, а когда – навесом, лежали подарки принцессе от советниц.
Вечером она вновь ночевала в роскошном крыле для гостей. Комната была в четыре раза просторнее ее мансарды. Из порта долетал свежий бриз с ароматами чабреца и розмарина. По синим арабескам на стене плясали тени деревьев. Ни пьяниц внизу, ни дыма от трубок, ни клопов, ни соломенного тюфяка. Только мягкий матрас, чистые глаженые простыни, в меру тяжелое стеганое одеяло. Удивительно и прекрасно. Посыльная боролась со сном, чтобы насладиться этим подольше. Вот бы эта комната стала ее комнатой, вот бы ей служить при дворе, вот бы…
