– Она как узнала, что тебя отправили в изгнание так сразу… – он схватился за сердце и закатил глаза, слегка откинув назад спину.
Но это была лишь гадкая чёрная шутка.
– Ч-т-о? – Майя пыталась сложить воедино то, что сказал Никита, но у неё не выходило. Тот понял, шутка не удалась.
– Ладно, забудь – резкого отрезал он – в этом нет ничего смешного.
Майю так и подмывало спросить.
– Зачем? Зачем ты прикрыл меня, когда… когда он увидел шрам?
Парень мялся, но заметив выжидательный взгляда девочки глумливо хмыкнул:
– Просто пожалел тебя. Вот и всё – он фыркнул, развернулся и направился вперед по коридору.
Её грудь вздымалась от тяжелого дыхания и волнения, а щеки горели. Секунду Майя колебалась, а затем рванула через весь коридор к Никите, развернула его и оказалась с ним лицом к лицу.
– Я пожалею, если не сделаю это. – каждое слово вылетало из уст Майи с трудом. Девчонка сама до конца не верила, что у нее хватит духа сделать это.
Взгляд Майи оказался напротив Никита, она цепко схватила парня за плечи, прикрыла глаза и притянула его к себе. Губы Майи решительно и неумело впечатались, почему-то, ему в щеку.
– Промахнулась, – с умилением ответил он.
Все пошло не по плану, получилось не так, как хотела Майя. Она была готова разреветься. Она уткнулась в плечо Никиты и жалобно пропищала ему в ключицу:
– Я люблю тебя.
Такие слова не предполагают никакого другого ответа кроме:
– Я тоже тебя люблю. – обнял её Никита, пытаясь придать голосу безразличие, но вышло как-то бархатно и тепло. Ему нравилась Майя, но… было слишком много «но».
– Прости меня… – Майя не выдержала и разревелась.
– За что простить? – Никиту всё больше умиляла эта сцена, – за то, что постоянно ко мне вламываешься? Я уже понял, что жить ты без меня не мож…
– Клара умерла из-за меня, – выпалила Майя.
Никита окаменел. Секунду он стоял столбом, пытаясь осознать то, что сказала Майя.
– Это моя брошь её убила. Мне так… мне так жаль. Прости меня, – Майя не помнила, в который раз она уже извинялась.
Умиление на лице Никиты как рукой сняло. Он медленно и твердо снял руки Майи со своей шеи и отошел на шаг назад, сурово глядя на неё.
– Убирайся, – прошипел он, – убирайся, пока я не позвал охрану.
Майя, глотая слёзы, понеслась в свою старую комнату, где под кроватью стояла малахитовая шкатулка с уборами. Накинув на себя все бусы и кулоны, надев все браслеты и перстни, распихав по карманам серьги, а наголовник-кокошник кое-как запихнув под кофту. Она забрала всё содержимое, оставив тяжелую узорчатую шкатулку валяться в распахнутом виде на кровати.
****
Никита стоял в коридоре Уральского хребта и прислушивался, приложив ухо к двери кладовки. Привычка подслушивать водилась у него с детства, как иначе детям узнать то, что так упорно скрывают взрослые.
– Он не слушает. – причитала Селеста. – он не думает ни о ком кроме себя – глубокий всхлип.
Где-то неподалеку от нее сочувственно вздохнул знакомый Никите голос.
– Иди сюда.
Селеста всхлипнула, а через секунду замурлыкала от удовольствия.
Никита не выдержал и распахнул дверь. В полутемной гостиной, где тлели только угли в камине, стояло два силуэта. Они отскочили друг от друга как ошпаренные, когда на фоне светлого проема вырисовался профиль Никиты. Лицо Селесты было припухшим от слез, а второй фигурой в комнате был Макс. Его губы были перемазаны помадой цвета фламинго.
– Это ты так не можешь разорваться между мной и Элен?
Селеста смахнула розовые растрепанные волосы с лица.
– Я не…
Попытки девушки оправдаться и выкрутиться взбесили парня. Он знал, сейчас она все повернет так, будто он во всем виноват, а она – белая и пушистая. Никита грубо схватил Селесту за плечи и потряс со всей силы.
– Хватит! Мне! Лгать! – наорал парень, так что у нее уши заложило.
Селеста вырвалась. Её аж передернуло от шока. Никогда Никита так с ней не обращался.
Ему хотелось ударить. Врезать ей посильнее. Никита крепко сжал кулаки и сдержался.
****
Майя спешила как можно быстрее выбраться из Руси. Она пулей пронеслась по Уральскому хребту, но на середине встала как вкопанная. За одной из дверей послышался глухой удар и испуганный вскрик Селесты.
«На неё напали! Ядоязыкие!» – перехватило у Майи дыхание.
– Ну и пусть умирает, одной тварью в мире меньше будет.
Майя сделала ещё пару шагов и закатила глаза. Несмотря на всю ненависть к розоволосой, она бы не позволила ядоязыким навредить хоть кому-то.
Дверь соседней кладовки распахнулась, чуть не стукнув Майю по носу, и оттуда пулей вылетел раскрасневшийся от гнева и обиды Макс. Он, скрипя зубами, недовольно прижимал правой рукой глаз, под пальцами багровел свежий фингал. Майя растеряла всю свою решимость и мысленно уже отдала Селесту на растерзания ядоязыким. Она аккуратно заглянула в дверной проём, в любую секунду готовая спасаться бегством от Шкурупеи.
В полутьме гостиной она разглядела две фигуры. Никиту и Селесту. Они стояли присосавшись друг к другу. Селеста мусолила губы парня своими. Майю они даже не замечали. Девочка замерла в дверях и не могла произнести ни слова, ей будто со всей силы дали под дых. Видеть эту сцену ей было больно.
Когда эти двое тяжело дыша оторвались друг от друга, то наконец заметили её.
Никита не собирался оправдываться, не даже чувствовать вины. Он безразлично смотрел на Майю, а стоящая рядом Селеста упивалась своим триумфом.
– Я… – начала Майя и удивилась хриплости своего голоса – Я всё поняла. – она старалась не разрыдаться у них на глазах, каждое слово давалось с трудом – Желаю. Вам. Счастья.
Не глядя на них, она, пошатываясь, вышла, оставив их стоять в полутьме. Никита лишь пожал плечами. Он не понимал, да и не хотел разбираться в чувствах Майи.
Самодовольная Селеста обвила руками его шею и томно посмотрела на парня. Всё было по-старому.
Майя брела по коридору, не разбирая дороги. Каждый вдох требовал огромных усилий, а сердце то и дело пропускало удары и билось через раз. Глаза помутнели от слёз, и девочка осела на холодный пол, сползая спиной по стене. Минуя щеки, стекая по подбородку и не задерживаясь на его кончике, слёзы большими каплями срывались вниз. Девочку разрывало изнутри. Она закрыла уши руками, прижала колени к груди и потонула в беззвучном крике.
Больно думать о человеке и понимать: ты исчезнешь из его жизни, а он – нет, навсегда останется горьким воспоминанием.
Через каких-то полчаса Майя успокоилась. Слёзы уже текли реже, но она была в ступоре. Невидящим взором смотрела она в потолок и жалела лишь об одном, о том, что ядоязыкие не избавились от нее еще до того, как она впервые переступила порог Руси.
